Так продолжалось около часа. Батальон продвигался вперед, медленно, с остановками, но все-таки отвоевывал версту за верстой голой каменистой равнины. Назимка ехал верхом в центре каре, чуть опережая упряжку, тащившую первое орудие. Конные толпы, вившиеся вокруг квадрата, выстроенного егерями, его не смущали. Восемь сотен русских солдат составляли такую силу, с которой можно было пройти насквозь весь Карабах. А им нужно было только одолеть еще верст пятнадцать на плоскости, спуститься к речке Ах-Кара-Чай. На другом берегу речушки, он знал наверное, начнется лесистый склон, куда конница за ними идти побоится. Его же егеря уже дрались в горах и с акушинцами, и с чеченцами, умели двигаться меж деревьев и «веревками», и двойками, не терялись, оставшись и в одиночестве. Главным противником своим подполковник Назимка считал солнце, что жарило сверху совершенно безжалостно, не опасаясь ни пуль русских, ни штыков, ни картечи, ни ядер. А в союзниках у светила, батальонный чувствовал это сам, были последствия суточного загула. Назимка расстегнул ворот, достал из кармана скомканный, нечистый платок и наскоро обтер лицо, затылок и шею. Сколько им еще оставалось ползти такой черепахой – часа полтора, два? А там вода, быстрая, ледяная, а за ней спасительная тень дикой чащи. Продержимся и успеем, решил он.
– Ваше благородие, – окликнул его встревоженно штабс-капитан Лебедев; артиллерийский офицер ехал тоже верхом и дальше. – Взгляните назад, пожалуйста. Что за новая сила валит!
Назимка повернулся в седле и охнул от изумления. Из горла ущелья, которое они оставили часа полтора назад, выкатывались на плоскость сотни и сотни всадников. Он схватился за трубу, навел и застыл.
– Персы! – крикнул он наконец, приходя в себя. – Господа офицеры, это противник! К бою!
Батальон Назимки догнал передовой отряд персидской армии. Сам Аббас-Мирза быстро двигался на Шушу, но лазутчики доложили ему, что туда же направляется сильный отряд русских. Наследник тут же решился, как писал после отцу, «атаковать отряд сей и наперед предать оный снедению блистательного меча нашего». Командующим послал одного из лучших своих военачальников – Амир-хана. Старый воин перевалил за середину седьмого десятка, бросил уже вести счет сражениям, из которых выходил без особенного урона, и только каждый день удивлялся тому, что еще жив, видит солнце и слышит, как грохочут за спиной копыта его отчаянной конницы. Он взял две тысячи всадников, посадил за спину каждому сарбаза. С ним отправились четыре орудия, а в придачу один английский инструктор, знаменитый своей улыбкой и искусством обращения с пушками.
