Мундир его на спине пропотел уже так, что он беспокоился всерьез: не отсыреют ли вещи в мешке. Солнце уже поднялось почти к зениту и палило отчаянно, очевидно, перейдя на сторону противника.
– Э-эх, как выделывается! – восторженно ахнул молодой Алексей. – Стрельнуть бы его на скаку, вот смеху было бы, как покатится.
– Я тебестрельну, губастый! – обрушился на него Изотов, довольный хотя бы тем, что есть на ком сорвать раздражение. –Лопнешь, да промахнешься. А он уже с шашкой у тебя на плечах. Запомни, пока у тебя есть пуля в стволе, ты хозяин. Они не знают, кому пуля достанется, и даже пятеро тебя опасутся. Увижу, что выстрелил без команды, сам голову тебе оторву!
Орлов же, не обращая внимания на перепалку товарищей, озабоченно говорил офицеру:
– Ваше высокородие, неспроста они тут перед нами гарцуют. Что-то, видать, задумали нехристи. Надо бы всех обождать, да карею построить. Колонной уже не выстоим.
Когда роты вышли на плоскость, Богданов прибежал к батальонному и сообщил о разъездах вражеской конницы.
– Неужели персы сюда пробились? – удивился Назимка. – Быть того просто не может.
– Не персы, господин подполковник, – объяснил поручик. – Это татары. Кажется, загорелось ханство.
– Тогда дело плохо, – нахмурился подполковник. – Но что же каре выстраивать против десятка наездников? Они и к колонне не сунутся, думаю…
Но не успел подполковник заговорить, как встревоженно закричали офицеры, стоящие рядом. Все они показывали в разные стороны, где, хорошо уже видные, спускались на равнину группы вооруженных всадников. И очень скоро не десятки, а сотни, тысячи конных заполонили пространство вокруг егерских рот. Но приученные, вымуштрованные солдаты уже выстроили каре, настоящую подвижную крепость. Четыре фаса его ощетинились штыками, а оба орудия поставили в середину с тем расчетом, чтобы они могли вести огонь по наступающей коннице через головы стоящих в рядах. Не каждая регулярная кавалерия рискнет атаковать пехоту, изготовившуюся к защите. А татарские всадники, был уверен подполковник Назимка, и подавно побоятся лезть на штыки и пули.
Опасность заключалась в другом – вившиеся вокруг джигиты могли ужалить в любой момент, а потому скорость продвижения замедлилась раза в два. Егеря шли сторожко, неся ружья в положении «на руку», останавливаясь едва ли не каждые четверть часа, разворачиваясь, готовые встретить несущуюся бешеным аллюром конницу. Но татары, визжа и потрясая шашками, вдруг сворачивали в сторону, не рискуя переходить невидимую черту. Тех же, кого разогнавшийся конь или собственная удаль увлекала чересчур близко к русской пехоте, встречал залп одного плутонга. Десятка полутора выстрелов было достаточно, чтобы охладить самых ярых и выбить из седел особенно несчастливых.
