Правда была и в том, что наступила уже большая нужда заняться своим здоровьем. Кашель измучил Валериана, сухой, трескучий, который все чаще и чаще заканчивался кровавым сгустком. Зиму он кое-как продержался, проведя не меньше четверти времени в седле, а весной болезнь ударила его неожиданно сильно. В мае он даже опоздал на один из советов, что собирал в своем кабинете командующий, да и, уже опустившись в кресло, с трудом понимал, о чем рассказывает им Вельяминов, стоящий у карты. Сидел, усиленно держа спину, вытирал то и дело пот, проступавший на лбу, на висках, на затылке, и с большим трудом отгонял прочь желание сползти вниз с кресла и вытянуться прямо тут на ковре. А потом вдруг его охватил кашель, страшный, бухающий, раздирающий надвое грудь. Адъютант увел его в дальнюю комнату, где Валериан отлеживался в полузабытьи часа два с лишним. Когда же начал вставать, в комнату ворвался Ермолов.
Командующий долго смотрел на него с высоты своего почти саженного роста, а потом, с обычной своей прямотой, сказал, будто рыкнул:
– Лечиться тебе надо, Мадатов.
Валериан пытался возразить, но Ермолов повторил упрямо, не дожидаясь никаких объяснений:
– Лечиться! Иначе – сдохнешь! Немедленно отправляйся в Горячеводск, и чтобы до осени я тебя в Тифлисе не видел. Рыхлевский документы уже оформил.
Валериан только сумел выпросить отсрочку на месяц, чтобы закончить самые необходимые предприятия, вроде устроения тысячного отряда ширванских всадников, который он собирался двинуть к границе с Талышинским ханством. В начале же июля он собрался и выехал с Василием вдвоем, дождался у Крестового оказии и через пять дней уже ночевал на окраине Горячеводска.
Но где бы не находилось его тело, мысли постоянно стремились на восток, в Карабах, к Шуше, и далее в Нуху, к Шемахе, к Баку, к Ленкорани, на самую границу с Персией. Воображаемая эта линия раздела между двумя империями тянулась на протяжении почти шести сотен верст, перепрыгивая сады и пустыни, русла гремящих речек и заснеженные безмолвные перевалы. Аббас-Мирза, предполагал Мадатов, мог собрать кулак почти в сотню тысяч вполне современного войска. А что же мог выставить против этой орды он, военный правитель трех Закавказских провинций?..
В Ленкорани на самом берегу моря стоял Каспийский морской батальон – менее восьмисот человек. На них он рассчитывать не мог вовсе. Напротив, эта горстка пехоты была предметом постоянной заботы штаба Кавказского корпуса: удастся ли вывезти людей кораблями в Баку или же они так и сгинут, отрезанные от России при первом же натиске персов.
