Я возвращаю долг | страница 40



— Я помню того мальчишку, — шепчет она, и слезы бегут по ее щекам.

Вера слышала мою исповедь...

Глава 9. Вера

Как только за Вэлом закрывается дверь, я перестаю плакать. Господи, что я натворила? Внутри меня нарастает паника. Я знаю своего Петьку — он импульсивный и взрывной малый, точно что-нибудь выкинет... но чем я лучше?

То, что Вэл хотел меня поцеловать, было очевидным фактом, вот только и я хотела того же самого... Чувство стыда заставляет щеки пылать... Как я могла так поступить? Знаю этого человека всего ничего, но так ему доверилась. Почему?

Потому что впервые за свою жизнь я чувствую опору и тепло от мужчины... я хочу быть с ним... Только позволить я себе этого не могу! Не потому, что больна. А потому, что я мать и у меня трое сыновей, которых мне надо вырастить! Не о себе я сейчас должна думать, а о том, как вернуть сына!

Словно услышав мой порыв, входная дверь открывается и впускает в дом Вовку и Колю.

— Вова, — бросаюсь я к сыну, — ты знаешь, где Петя чаще всего проводит время?

— С ребятами во дворе... — оторопело отвечает сын.

— Еще, Вова... мы поругались с ним — Петя убежал. Я должна его найти!

— Не знаю, — Вовка немного жмется, но он не умеет врать.

— Говори, — приказываю я, хотя раньше так с сыном не разговаривала, поэтому сразу добавляю мягче, — пожалуйста, родной.

— Он на чердаке может быть, в заброшенном доме.

— Ясно.

Хватаю с вешалки куртку и быстро выбегаю в коридор, крича при этом:

— Покушай сам и накорми младшего.

Холодный ветер пронзает мое тело, сковывая его и заставляя мои зубы пуститься в пляс. Что я сейчас скажу сыну, какие оправдания придумаю? Не знаю... Интуитивно я чувствую, как страдает мой ребенок: Петька уже большой, он все понимает. Знает, что отцу не нужны его сыновья, и, стало быть, их ждет интернат... Конечно, мой мальчик этого не хочет, и не столько для себя, сколько для своих братьев...

Как же я хочу пообещать ему, что это не произойдет, что все будет хорошо... может, правда, Вэл поможет?

Но я боюсь верить — настолько сильно укоренилось во мне чувство обмана и безнадеги, что любая правда воспринимается в штыки. Мне страшно вложить свою ладонь в протянутую мне другим человеком руку помощи. Я трусиха... Хотя... может, попытаться?

Вот только думать об этом мне некогда: я уже у заброшенного дома. Осторожно поднимаюсь по разрушенной лестнице — кажется, здесь сломано все. Тихо, не спеша, мне все же удается добраться до самого верха, не получив травм. Я оказываюсь как раз перед входом на чердак, когда до меня доносится голос Вэла: