Сто семидесятая | страница 98



Ран Альрон тяжело выдохнул во сне и я всё же отстранилась. Мысли ещё долго не давали уснуть, но, сморённая напряжённым ожиданием успеха или провала, я всё же погрузилась в сон. Обрывочный тревожный сон.

Сны мне снились редко. Лучше бы не снились вообще.

…Сидя на кровати с подогнутыми под себя ногами, я листала ландшафтный справочник. В нём часто попадались картинки мест, которых я никогда не видела. Особенно мне нравились графические отпечатки севера и береговые линии.

Я как раз рассматривала побережья Тисибирии, когда дом содрогнулся. Оглушительные взрывы разом наполнили ущелье, где-то осыпались камни. Я подпрыгнула на месте, чуть не упав, и кинулась к двери. Дома я была одна — родители ушли к соседям на дальнем краю ущелья.

Насмерть перепуганная, я понеслась вслед за высыпавшими на улицу соседями, в спешке покидавшими свои дома. И только увидев чужие спины, поняла, что все бегут к разломам, пройдя через которые, можно было укрыться в пещерах.

Я тоже бежала туда. Крошка камня сыпалась на голову, яркие огни лазеров мелькали по сторонам, поджигая дома. В груди срывалось сердце. Достигнув поворота, за которым прятался разлом, я вдруг остановилась как вкопанная.

Как же мама, папа? И я понеслась дальше — мимо спасительного укрытия. Не знаю, когда именно, но в поднявшемся тумане пыли я различила знакомые силуэты.

— Мама! — крикнула я, не сбавляя ход. — Мама!

В женщине, бежавшей мне навстречу, я узнала мать.

— Мама! — ещё громче прокричала я.

Неожиданно мама исчезла из виду.

— Мама!..

— …Юна, Юна, — слышала я собственное имя издалека. — Юна, очнись!

Ран Альрон приподнял меня с кровати, придерживая за плечи и пытаясь привести в сознание. Хватая воздух ртом, я смотрела на него ошалелыми глазами и не понимала, что происходит.

— Это ты! Ты убил их! — завопила я ему в лицо, стараясь освободиться.

Ратенмарец держал крепко, не выпуская меня из хватки. Сжав меня обеими руками, он перекатился на спину, уволакивая за собой. Железные объятия и отсутствие опоры сводили на нет все мои усилия. Сколько бы я не билась, всё было тщетно.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я наконец не обмякла, неуклюже распластавшись на груди врага и тихо всхлипывая. Руки болели от стальных тисков, но мне было всё равно — мне было горько и больно.

Мне хотелось домой.

Почему под моим ухом стучит сердце? Разве оно есть у племени убийц? Разве есть оно у тех, кто беспощадно уничтожил родных мне людей? О какой благотворительности говорил Кэртис? Этот ратенмарец и другие ему подобные умели только одно — убивать.