Более того, я уверена, что убийство доставит удовольствие любому из них. Они звери, Джен был ярким тому подтверждением. Но сейчас передо мной оказался не он.
Если с Синим всё выглядело проще — довести такого, как Джен, было раз плюнуть, то ран Альрон казался крепким орешком, и я была уверена, что в его силах заставить меня пожалеть о своем решении.
Выпрямившись под взглядом ратенмарца, я мысленно подстегнула себя. Да, я боюсь, но чем скорее дойду до точки невозврата, тем быстрее этот кошмар закончится. И я навсегда позабуду, что такое страх.
Ран Альрон всё ещё продолжал сверлить меня любопытным взглядом, ожидая ответа.
— Да, мой капитан, — исковеркала я фразу младших по званию. — Вы, как всегда правы, бунт! — кивнула я, продолжая издеваться.
Ни у кого из моих соплеменников не повернулся бы язык назвать меня подарком. С детства я была беспокойным ребёнком, который едва ли мог усидеть на месте дольше уты, чтобы не найти куда засунуть нос, руки и другие части тела. По мере того как я становилась старше, мои проделки «взрослели» вместе со мной. Больше я не била мамину посуду и не прятала папины инструменты, но не стеснялась говорить старшим что думаю, и не всегда моя правда подходила остальным.
Соседи и знакомые недовольно щурились и старались меня попросту игнорировать. Родители не раз пытались объяснить, что так вести себя девочке не полагается, однако все их попытки вбить в меня немного рассудительности пошли прахом.
Возможно, всё дело было в том, что меня никогда не наказывали. Не запирали дома, не лишали редких радостей, будь то прогулки или танцы по вечерам, не корили за то, какая я уродилась и, тем более, не поднимали руку. Я знала, что не все воспитывают детей так, как мои мама с папой и это меня искренне возмущало, слыша от друзей, что кому-то крепко досталось за непослушание, выпучивала глаза и предлагала немедленно восстановить справедливость. Но надо мной только посмеивались и называли «принцессой», зная, в какой неге воспитывают меня родители.
Думаю, те, кто знал меня с детства, жалели о тех временах, когда я воровала плоды с чужих деревьев и выпускала редкую домашнюю птицу бродить по окрестностям. К своим семнадцати дюжинам я стала настоящей занозой, отпускавшей замечания, на которые не решились бы и взрослые. Не говоря уже о том, что я любила совать свой нос уже не только в мамин шкаф с платьями, но и в чужое грязное бельё.
Было забавно наблюдать над тем, как трясётся Родот Кер, зная, что вчера я видела его у обрыва с любовницей. Или, скажем, было приятно улыбаться ангельской улыбкой Синтри Агт, укравшей вчера из лавки головку лука и жутко боявшейся, что я выдам её. Для такой крошечной общины, как наша, поступок был вопиющим и достойным порицания соседей.
