В этот момент небо наконец содрогнулось в предупреждающих схватках, позволяя первым холодным каплям сорваться вниз.
— Мечи отменяются, — бросил Карафа. — Три часа медитации в крытых галереях! Ты, — обратился он к Лето, — остаешься здесь, — Лето с готовностью кивнул — дождь не пугал закалённого альфу. — И он тоже, — Карафа скользнул взглядом по фигуре Хюрема и повел остальных к галереям, скрытым в недрах амфитеатра.
Взгляд Лето заметался между спиной старшего суберада и омегой. Он, конечно же, выдержит три часа на холодном ноябрьском дожде, но вот Хюрем… Хюрем был омегой и нуждался в тепле больше, чем альфа. Несомненно, старший субедар понимал это и тем наказал Лето. Мёрзнуть должен был не он, но Хюрем, а Лето придётся за этим наблюдать. Нет, он бросится к Карафе в ноги и будет просить пощадить Хюрема.
Лето уже сделал шаг, когда Хюрем перехватил его запястье. Омега продолжал читать Лето словно открытую книгу и прекрасно понял расчёт Карафы, как и панику, вспыхнувшую в Лето: тот не мог позволить ему страдать и собирался просить старшего субедара о поблажке. Поблажке для Хюрема.
От такой мысли Хюрема передёрнуло. Снисхождение старшего субедара было последним, что ему нужно, уже не говоря о том, что срал старший субедар на омегу с высокой колокольни, используя его будто розгу для воспитания любимчика. Наверняка Карафа ожидал, когда Лето кинется его умолять, и он преподаст ученику урок не только благоразумия, явно не хватившего Лето в бою с Толедо, но и милосердия, позволяя Хюрему удалиться с остальными.
— Идём, — кивнул Хюрем и поволок Лето подальше, почти на противоположную сторону арены, под скулящие попытки альфы одуматься и вернуться; одежда уже промокла — дождь начинал хлестать.
— Что ты делаешь? — растерянно спросил Лето, видя как Хюрем усаживается на песок.
— Собираюсь греться. А вот что будешь делать ты?
— Я? — Лето пребывал в недоумении, но, видя хмурый взгляд Хюрема, поспешил усесться напротив. — Буду медитировать, как и велел старший субедар.
— И как?
— Следует попытаться выбросить из головы посторонние мысли.
— Ладно, тогда ты медитируй, а я погреюсь пока, — произнёс Хюрем, сложил ноги стопами вверх на бёдра, положил на колени руки ладонями вверх, выпрямил спину и чуть опустил подбородок.
Лето наблюдал за тем, как омега делает несколько глубоких вдохов, чтобы выровнять подачу и отток воздуха, затем задерживает дыхание, зажимая горловой замок, а после выпускает воздух с той же размеренностью. Точно также приступал к практике медитации любой раджан, знакомый с упражнением с детства. Оно было необходимо для лучшей концентрации, необходимой в сражении.
