Высокое небо | страница 12
— Еще Вольтер говорил: «Прекрасно быть скромным, но не следует быть равнодушным».
— Ничего, ничего, и бывалая лиса двумя лапами в капкан попадает.
Страсти накалялись. По мнению некоторых конструкторов получалось так, что чуть ли не Микулин повинен в том, что у них в конструкторском жуткая теснота.
— Но это же не соответствует истине, — остановил товарищей Швецов. — Мы становимся похожими на ту забияку, которая, не сумев дотянуться до винограда, говорит, что он кислый. Александр Александрович близко к сердцу принял наши заботы, обещал изложить их Орджоникидзе. И вообще, это очень душевный и доброжелательный человек.
Неведомыми путями разговор перебросился к событиям в Испании. Швецов вспомнил про разговор с Поликарповым и, наклонившись к Побережскому, сказал:
— Под вечер звонил Николай Николаевич. Мне показалось, что он нас торопит с двигателем в связи с испанскими событиями.
Побережский качнул головой. Он что-то хотел сказать, но тут рысцой подбежала его секретарша.
— Иосиф Израилевич, на проводе Орджоникидзе. Соединили прямо сюда, в служебное отделение.
Рывком отодвинув стул, Побережский пошел к выходу. Сидящие за столом проводили его взглядами. А конструктор, нападавший на статью Микулина, вдруг сказал: «Кто спасает свое судно, тот капитан».
Было выпито еще немало вина, рассказан не один анекдот, прежде чем Побережский вернулся к столу. По лицу его было видно, что он еле сдерживает радость, но расспрашивать директора о разговоре с наркомом никто не решался.
Разлив по последнему бокалу, Побережский торжественно объявил:
— Товарищ Орджоникидзе просил передать всему нашему коллективу сердечные поздравления и благодарность в связи со сдачей завода в постоянную эксплуатацию. Ура, товарищи!
Нестройно прокричав «ура», все выпили. Тут же замигали электрические лампочки — давнишний сигнал к окончанию любых торжеств. Зал начал пустеть.
Побережский улучил минуту и шепнул Швецову:
— Серго сообщил, что представил наш завод к высокой правительственной награде. Это была самая счастливая минута моей жизни.
За порогом фабрики-кухни стояла холодная ночь. Со стороны завода накатывали волны могучего гула двигателей, поставленных на испытание. Этот гул словно отрезвлял, придавал силы. Люди выходили на улицу и, услышав его, улыбались, как будто они узнавали голос человека, по которому успели соскучиться.
Если хвалят конструктора, значит его хвалят за то, что он сотворил вчера и позавчера. То, что сделал конструктор сегодня, никому не ведомо. Только ему самому.