— Вы не правы.
— Прав или не прав, а я хозяин.
— Значит, так и в райком передать? — спросил Аристарх Николаевич.
Что-то произошло с Прокофием Кузьмичом после этих слов.
— А? — сказал он, и глаза его на мгновение расширились и остановились на директоре, руки недоуменно легли на живот. Он стал быстро успокаиваться. Крик перешел в полушепот, словно председатель сразу охрип. — А? — сказал он.
— Что «а»?
— Да ведь что ж… Вы меня понимать должны…
Аристарх Николаевич засмеялся.
— Ну вот, так-то оно лучше. Песик ваш не зря на меня лаял.
— Понятно! — еще тише сказал Прокофий Кузьмич и повторил: — Понятно!
Он оглянулся на теребильщиц. Те ничего не понимали, но тоже стали успокаиваться. Только Шурка улыбался.
— Тогда понятно! — еще раз повторил председатель. — Тогда другой разговор.
На этом и порешили.
Уходя с поля, Прокофий Кузьмич все же погрозил Шурке:
— Ну, ты смотри у меня!
* * *
Опять Павел сменил место, и опять жизнь его началась как бы сначала.
На новом месте Павлу понравилось все. Понравилось, что здесь меньше надо было записывать и заучивать, а больше возиться в мастерских с разными инструментами, стучать молотком, строгать, сверлить. Здесь рослых и сильных, как Павел, было много, и его не дразнили ни «женихом», ни «дяденькой, достань воробушка». Нравилась ему форма одежды и то, что не нужно было самому заботиться о белье, о постели, о бане, о еде — обо всем этом за него думали другие. Нравилось строгое расписание дня — его будили, его вели на утреннюю гимнастику, в столовую, на занятия, в кино.
И Павел стал прилежным учеником.
Слесарные и деревообделочные мастерские ремесленного училища находились в просторном гулком помещении бывшего собора, давно оставленного верующими, на стенах которого еще сохранились красочные изображения богов и богородиц. К ним ребята добавили немало своих рисунков, не отличавшихся особой святостью, зато не скучных.
Высоко под куполом летали голуби, неизвестно каким образом проникавшие в это теперь хорошо отапливаемое и освещаемое здание, вили гнезда на разных выступах и в углублениях, на верхних подоконниках, на скрещениях балок.
Ниже голубиного потолка висела сеть электрических проводов, вращались трансмиссии, гудели моторы, шлепали ремни, и, наконец, уже на цементном полу, местами застланном досками, стояли столы, обитые жестью, и станки довоенных и даже дореволюционных марок. Был там один токарный станок «ДИП», и он во всем городе считался чудом техники.
