Сашечка — в черном — стоит на пороге домика. Домика в розочках.
— Привееееет! Ну, молодец! Сколько ж ты добиралась? Сорок минут от станции? — он смеется.
— Никто не говорил, что я голову залечила! — Я еще сильнее смеюсь.
Вхожу в чужой уют, пытаюсь устроиться за столом.
Сашечка раскладывает по тарелочкам, фирменное — картошечку с укропчиком — и под водочку.
— За встречу!
— Сколько мы не виделись? Год?
— Неужели год?
Подушечки. В окна бьется сад. Пианино. Кассеты.
Вот она я. Жива, весела. Убедился? Как прежняя. Не растолстела. С чувством юмора все нормально. Но без глупостей типа regained her vitality. Этого я не терплю.
На пианино — диплом с именем девочки, с которой сейчас любовь и вместе. Потом погуглим.
* * *
Отворачивается от стола, заглядывает в холодильник, потом садится:
— Я же хотел тогда нанять людей, чтоб его избили. Это просто. Тем более в вашем городишке.
— Зачем? — я, как всегда, пытаюсь объяснить — свое. — Если он преступник — пусть они его наказывают. Если животное — это как лягушку бить палкой. Мне все равно. Я сделала что могла.
Ну, «бедняжка» от тебя не дождешься, а «дура» — это мы и так знаем!
Сашечкины глазки — мигают, сон заволакивает их. Он куролесил всю ночь. Он меня ждал. Моя вина, что так долго ехала.
— Что могла!.. — говорит он презрительно. — Ты там небось, на суде — глазками хлопала. В своем стиле.
— Какой суд? Суда не было… Я только с полицейским разговаривала. Он домой приходил.
— Домой приходил?
— Их на самом деле двое было — он и тетка. Мы их чаем поили.
— Из чашечек?
— Ага. Только они все отказывались.
— Ну, понятно.
Я — глазками хлопала, в своем стиле. Ты бы — нанял бандитов, в своем, дворовом стиле. Вот и поговорили.
— Моя совесть спокойна. Ну, не получилось — что уж теперь. Презерватив — всегда в сумке. Раз в три месяца — кровь. Мое дело простое.
— Ну да, ну да…. — он укладывается на диван, расслабленно, закидывает руки, на голову шляпой водружает подушку и рассматривает меня из-под нее.
Мысли его убегают далеко от меня, от моей «ситуации». Всплывает опять — то, о чем стоит думать, над чем стоит работать. Он. Александр Айс.
— Я, может быть, поеду в Берлин. Понимаешь — хочу большой дом, чтоб было где поставить два инструмента…
Вам нужен дом, где можно поставить два инструмента.
Две полнозвучные жизни.
А с полным регистром: карьера, любовь, секс.
Зачем думать — о сломанном.
— Я же не хочу жить так, как ты — и Настенька, — говорит он, немножко слишком резко.
* * *
