— Что-то не похоже на тебя!
— Сам удивляюсь. А вот поди ж ты! А кое-кто упустил свой шанс! Я шел к тебе в руки — ты же не захотела!
— Это когда ты ко мне шел в руки?
Нет, бывает, бывает. Это ведь он продавал бриллианты и почти уже продал большую партию — но все сорвалось?
…Заходил в один магазин за другим, блестящие магазины на главной площади, протягивал горсть бриллиантов — и его отвергали. И он брел в следующий сверкающий шоп — черный, отверженный, в люнючем плаще — его заворачивали и там.
Мне тогда эта история не казалась опасной, не казалась индикатором безумия?
Нет, тогда было — смешно.
Это ведь он — в первое свидание скромно сказал мне, что он — бог, та сила, что стоит за мировыми войнами, а Саддам Хуссейн — его воплощение на земле.
Это не казалось опасным? Нет, — было по приколу.
Думала — он так неловко, глупо, — интересничает.
Так что — не на пустом месте.
Знаки складываются, все становится ясно: совсем обезумел.
Бывает.
Просто момент, как всегда, неудачный. Для меня.
— Как же! Ты же хотела уходить от мужа?
— Ну, и так можно сказать.
— Ты же искала квартиру?
— Да, вроде как бы искала… искала….
Я смотрю на струю фонтана, сверкающей прерывистой строчкой он писает на голубя. Голубь похож на профессора с насморком — горлы-горлы — удирает от струи. В недоумении: как же так! Его! посмели замочить. Он вперевалочку идет к группе не столь авантюрных голубей, мирно клюющих крошки.
— Ну и что ты думала, мы будем делить квартиру — и после ужина просто расходиться по разным комнатам?
— И после секса.
— Ты думала — после ужина и секса будем расходиться по своим комнатам?
— И после косяка или что бог пошлет.
— Всерьез считала, что после ужина и секса и косяка или что бог пошлет — мы просто вот так возьмем и разойдемся по разным комнатам…
— Ммм… да?
— Вот видишь, бейби, какие мы разные! Но это все в прошлом! Я тебе по гроб жизни благодарен — только представь, что ты б переехала! Я мог бы сделать Самую Большую Глупость в своей жизни — не пригласить сюда свою Богиню. Представляешь!
— Да даже представить не могу — мороз по коже!
Звонок.
Он подпрыгивает на полметра вверх и хватает мобильник:
— Богиня! Мы как раз с Ольгой говорим о тебе! Как ты там? Я ждууу….
Глаза Черного Алекса косят в разные стороны, он заходится:
— Родная! Богиня! Ты знаешь, что твой Алекс умирает без тебя? Когда ты прилетишь и оживишь его?
Осколки сложились. Безумие прет, голосит, выделывается. И хорошо, что двинулся. Пора идти. Мне здесь больше пищи нет.
