Я машу лапками:
— А там такое, такое!
— Агааа, — смотрит насмешливо. — С собой привезла?
— Да как-то нет.
— Ну, ладно! Еееешь! Потом расскажешь!
— Смотрите, ежик!
Я, я, никто другой — я заметила ежика в траве! Есть ли предел счастью? Ко мне сбегаются птицы и звери, и сказка следует за мной по пятам. Сказочный ежик переливается психоделическими иголками, чихает, подмигивает из-за колючек.
Джейн, и Сашечка, и Вася сидят и без интереса смотрят на негигиеничное четвероногое, заползшее к ним в садик. Вот этими пальчиками они заработали денежки, чтоб снять домик. Вот этими глазенками насверкали, чтоб привлечь друг друга, посреди пустыни наскребли себе Дом, Сад, Еду, Вино, Любовников.
А вот ежики — это сверх программы.
— Да где же?
— Да вон же!
So cute. Ежик сразу свернулся, едва дав рассмотреть свой лысый носик и подслеповатые глазки. Сомкнулся плотным комком. Может ждать вечно, пока опасность не отступит. У него своя программа. У них — своя. Ну и я вокруг летаю… Пока.
Джейн и Сашечка смотрят на ежа со скукой. Строгие дети. Сегодня они не играют в so cute.
Сашечка рассеянно капает на него пивом, еж — не ведется, еж намерился терпеть. А у Сашечки опять опускаются тяжелые веки, и, несмотря на весь рай, аккуратно устроенный, собранный — друг, девочка, дом, барбекью — он чернеет.
Добро пожаловать в родной город, стрекоза!
Какой нежной почти-тишины мы требуем от других! Вот за окном протапливается рассвет. Ангелы-истопники ходят, сонные, постепенно просыпаясь, подкидывают полешко за полешком. Хочется, чтоб я встала с кровати, а он, тихий, слегка пошевелился — складки простыни легли по-новому. …Промычит-простонет что-то нежное, но не выныривая из сна. — Ты ок, манечка? — но размазанно, почти неразличимо.
Мммм — и снова тишина застынет. И я хожу одна, на цыпочках. Потом — заводится, мурлычет…. Разогревается… Потом — лежать в лапах, потягиваться, а потом почувствовать, завестись, выгнуться. И после — отпить вино.
* * *
Мы танцевали всю ночь с Черным Алексом. Рядом расцветали лица. Две маленькие грязные комнатки, как всегда — развернулись в лабиринт. Под потолком — висела какая-то флюоресцентная рыба, я прыгнула и дала ей в нос. Рыба закрутилась и вытаращилась в изумлении — то на меня, то на Алекса, и опять на меня. Ну и люди! Ну и одежда! А прыгают как!.. Трансовый «придворный фотограф» ходил кругами и щелкал нас. Вот она, фотография, в альбоме: у меня безумное и счастливое лицо, он — в своей черной куртке, голова качается, как у черепахи, очки блестят, губы сплющены в улыбке.
