Руку мне обработал один из теней. Так как я не знал, чем мне заняться после, то просто бродил по огромному зданию и думал обо всём и ни о чём одновременно. Мне тут нравилось. Длинные, строгие коридоры, по которым иногда носились неки, удивлённо оглядываясь на меня. Однако остановить меня не пытались. Небесная окраска стен особенно впечатляла на верхних этажах, когда под ногами было настоящее небо и тебя от него отделили лишь несколько сантиметров бронестекла. А переходы на верхних галереях? Человеку с боязнью высоты сюда лучше не соваться. Пол тут был из того же бронестекла. Это как известный мост в Китае. К счастью, я высоты не боялся. Встав посреди перехода, я смотрел, как далеко внизу город живет своей суетливой жизнью и, кажется, завис надолго. Это так же интересно, как наблюдать за муравьями. Завораживает.
— Политика корпорации. Те, кто боятся высоты, не могут работать в корпорации, занимающейся воздушными перевозками и производством летательных аппаратов. Кстати, тот квадрокоптер, что ты разбил об меня, был нашего производства.
Мэйд подошёл и встал рядом, тоже посмотрев на город внизу.
— Ты даже марку квадрокоптера запомнил, пока он в тебя летел? — не смог удержаться и не съязвить я.
Чёрт, да что я опять делаю? Почему я на него срываюсь-то постоянно так легко? Как порох на спички. Поднесли и бабах.
— Пошли, я провожу тебя в нашу комнату. Наверное, ты голоден и устал, — как-то грустно предложил нек.
Да уж, сначала попытка покушения, а потом меня чуть не разорвали два неадеквата. У меня выдался тот ещё денек. Поэтому я просто кивнул.
В комнате, весьма скромной для наследника корпорации, я любовался на этого самого наследничка. Искоса, конечно, стараясь спрятать взгляд, но он, похоже, мою слежку всё равно спалил. Почему я наблюдал за ним? О, это было очень интересно. Войти, дать мне домашние вещи, самому переодеться в домашнее, заказать еду, съесть её. И всё это сделать соблазнительно и, показывая, как он на меня обижен. Очень, очень, совсем обижен… Но простит. И показать это одними телодвижениями и выражением лица… Станиславский бы сейчас орал: «Верю!» Поэтому, съев свою порцию, я улёгся на кровать и запульнул в него подушкой.
— Хватит, я оценил. Пошли спать.
Ага, а вот клыкастая улыбка на все тридцать два зуба явно была лишней!
— Знаешь, — шепнул я ему на ухо, когда он лёг рядом. — Не подкрадывайся ко мне с такой улыбочкой больше, а то тресну!
— Алекс, — вздохнул он. — Что опять случилось-то? Я, честно говоря, понимаю тебя всё меньше и меньше!
