Впереди показался маленький хутор, мы зашли в один из домов. На чемоданах и завязанных узлах сидела молодая женщина и очень неприветливо и со страхом смотрела на нас. Мы пытались выяснить, куда и с кем она собралась ехать? Она что-то путано объяснила, трудно было понять.
Обыскав дом, мужа не нашли. Мы не могли понять, почему она боится прихода нашей армии. Но выяснять это и задерживаться здесь у нас не было времени. Тащить женщину с собой не захотели из гуманных соображений, а может быть, и зря.
Подойдя к своей станице, мы встревожились не на шутку. На окраине и на дороге при въезде в станицу почему-то не было боевого охранения и никто не контролировал обстановку. Издалека мы увидели, как из нашего дома вышел солдат, помахали ему, он остановился. Я спросил, что здесь произошло. Солдат объяснил, что, когда мы ушли в тыл к немцам, он, выполняя мое задание, меняя позиции, вел систематически огонь из винтовки по расположению противника в станице на другом, высоком, берегу реки. Под утро ему надоело стрелять и он ушел в дом к ребятам подремать. Вскоре немцы открыли сильный минометный огонь по дому и его постройкам.
Я осмотрелся кругом. Все пространство перед домом было перепахано разрывами мин, но постройки уцелели. Хозяйка дома отругала моего солдата за то, что он мешал немцам спать, стреляя из своей винтовки. Солдат выполнял задание, но, видимо, поленился менять позицию при стрельбе и немцы засекли его расположение. Этим и был вызван обстрел.
Вошли в дом, быстро затопили печь, разделись и начали сушить белье. Солдат продолжал рассказывать, что наша часть покинула эту станицу, а куда нам двигаться — написано в записке.
Пока сушилось белье, мы задремали. Нас разбудил часовой, он вел наблюдение за немцами: «Одевайтесь быстро, немцы готовятся захватить нашу окраину станицы. На том берегу идет подготовка к форсированию реки». Мы встали. О, ужас! Голова кружится, в глазах огоньки, в ушах звон колокольчиков, полная апатия. Оказалось, когда мы уснули, хозяйка пожадничала и рано закрыла вьюшку в трубе. Мы все угорели, я уже стал подозревать, что хозяйка сделала это умышленно. Но времени не было на выяснение обстоятельств.
Мы очень вяло одевались, солдат-наблюдатель нас торопил. Кое-как оделись, собрали оружие, вышли на улицу и попадали в снег. Голова закружилась, нас тошнило, в ушах стоял страшный звон, небо и земля переворачивались, а деревья качались перед глазами. Стараясь стряхнуть весь ужас, который происходил с нами, мы поплелись к роще, до которой было метров 300. Солдат ругал нас, как только мог, за то, что спим на ходу. Немцы еще не обнаружили нас, прицельного огня не вели, свистели только шальные пули.
