Связной поставил перед ними открытую банку американской колбасы, кружки, котелок каши, нарезал хлеб. Когда появились ложки, комбат попытался изобразить что-то вроде вежливого полупоклона:
— Прошу с нами, — гудел он. — Скромный ужин, не обессудьте…
Полупоклон у него вышел смешной, неуклюжий. Пермяков, глядя на него, чуть не рассмеялся. Женщина молча поблагодарила кивком, а лейтенант Высоцкий, который встал при появлении командира батальона, да так и остался стоять, смущенно кашлянул. Было видно, что дисциплина крепко въелась в него.
Михайлов налил спирт, пододвинул каждому по кружке. Выпили молча. Спирт был зверски крепкий, у женщины перехватило дыхание. Она лихо тряхнула головой и показалась Пермякову в этот момент похожей на цыганку.
Комбат извинился за то, что не предупредил о крепости напитка, говорил еще что-то, но разговора так и не получилось. Женщина отвечала односложно, Пермяков и Высоцкий помалкивали. Михайлов тоже вскоре смолк, сосредоточенно хмурился.
В одну из затянувшихся пауз он посмотрел в угол, за печку, и негромко позвал:
— Дед, а дед… Дедушка! Иди сюда, погрей кости.
Дед зашуршал за печкой, покряхтывая, встал, вроде бы засмущался, но от соблазна удержаться не смог. Шаркая валенками, подошел к столу, а когда пригласили, сел.
Спирт он выпил истово и закусывать не стал, только понюхал корочку.
Комбат посмотрел на него в упор и спросил:
— Слушай, дед, ты нас не сможешь выручить? Проводника, понимаешь, нам надо. Темно, понимаешь, а дорог тут нет. Как бы не заблудились солдатики. Могут зря головы сложить.
Дед покачал головой и замер, глядя в пол. Комбат поелозил на скамейке и снова загудел:
— В лес нам надо, северней Старых Моложан. Вдоль дороги который…
— По какому можно к большой дороге выйти, — негромко поддакнул Пермяков.
— Вот-вот…
Дед глянул на Пермякова, отвел глаза. Комбат плеснул в кружку спирту, подвинул ему. Дед погладил бороду, неторопливо взял кружку и так же неторопливо выпил. Потом отломил корочку, понюхал, поковырял ею в банке с колбасой, съел. Все молчали.
— А ежели… Ежели я откажусь, что будет? — спросил старик, ни на кого не глядя.
— Что будет, что будет… — Михайлов сердито встал, сделал пару шагов по землянке. — Ничего не будет. Кровь лишняя будет.
— Нам, дедушка, исподтиха надо. Чтобы фриц не учуял. Мы его тогда врасплох захватим. И дальше погоним. — Пермяков наклонился к деду и проговорил все это опять же негромко, но твердо.
Дед шумно выдохнул и, не отвечая ему, посмотрел за печку. Оттуда послышался сдавленный вздох, похожий на всхлипывание.
