— Что ж ты, Никита, от старых друзей-то моську воротишь? Невежливо как-то, в натуре.
Я резко обернулся. На меня откуда-то сверху смотрели колючие глазки, которых раньше я, это уж точно, никогда не видел.
— Вы обознались, товарищ, я не Никита, — проговорил я и уже собирался продолжить свой путь, но меня взяли за плечи и развернули.
— Ага, не Никита, ха! Не было бы шрама этого, что над бровью у тебя, я б, может, и поверил, что обознался. Ты, гадюка, не юли, а то хвост-то твой поганый можно и каблучком…
Глава десятая, вроде б повествующая об истории Сервелантова тела, но приоткрывающая завесу над Наташиной тайной
Передо мной стоял, Леша, натуральный человек-гора. Такого Кинг-конга я даже по телевизору не видел. На голову меня выше — это минимум. А я ведь тоже не маленький! Кулак, что твой глобус. Голова ж небольшая, ничем не выдающаяся, кроме глазок острых, пронзительных и ушей огромных, поросших редкими седеющими волосками.
— Ну что, теперь узнал? — голос огромного прозвучал угрожающе.
Я решил не спорить. Как же обращаться-то к нему, ведь даже имени не знаю.
— Тебя не узнать трудно, — отвечаю.
— Это точно, го-го-го, — заржал, словно конь на выпасе, громила. — Слона за три версты видно.
Ага, значит, Слон. Ну что ж, думаю, и на том благодарствую тебя, бог колбасный. А я, стало быть, Никита. Смекаю про себя, откуда ж может этот тип знать меня? Точно, тело-то, в коем я теперь живу, опознать никто ж так и не смог! А этот приметил…
— Надо нашу за встречу вспрыснуть. Как считаешь, Гадюка?
— Одобрямс, — отвечаю, а сам мысль свою развиваю. Гадюка — мое прозвище. Я-то в первый раз подумал, что обозвал он меня со злости. Нет, оказывается, не обозвал. — Только магазины уже закрыты.
— Не ссы, кирюха, — прогрохотал и по плечу меня легонько хлопнул, — у меня всегда с собой. Пойдем-ка в садик, там лавочки есть. Как же ты, Никитка, жив-то остался? Тебя ж Сайгак с пятого этажа головой вниз опрокинул?
Вот, думаю, зоопарк: слон, гадюка, сайгак. Кто следующий?
— Ты, Слон, — отвечаю, — не обижайся. Только не помню я ни хрена. Полгода в Мариинке провалялся, пока не выписали.
— Это не удивительно, братан. Я вообще не думал, что встречу тебя еще когда-нибудь. Не дрейфь, сейчас раздавим пузырек, я тебя по поводу прошлого просвещу. Стой! А ты фуфло не гонишь? — Слон вдруг остановился и, резко обернувшись, посмотрел мне в глаза. У меня в душе аж все перевернулось. Ну, думаю, и взгляд. Таким партизан пытать можно.
