Как же случилось, что несколько писем Оммер де Гелль попали в «Русский архив», а затем уже полная коллекция их вместе с записками была впервые опубликована в Советском Союзе? Опубликована спустя много лет и после смерти автора и после первых изданий ее писем в конце прошлого столетия? Где они хранились, кем и когда найдены?
На эти вопросы издатели ответить не могли. Очень скупо они сообщают, что подлинников французских писем и записок не сохранилось. За исключением одного листка бездатной дневниковой записи, сделанной черными чернилами с многочисленными поправками. Коллекция переводов писем хранилась в архиве князей Вяземских, находившемся в подмосковном имении графа С. Д. Шереметьева — Михайловском. В 1921 году этот архив был передан в Центрархив, где письма и записки и обнаружил известный знаток мемуаристики, историк литературы П. Е. Щеголев.
Две большие тетради плотной бумаги, исписанные синими чернилами, со множеством вставок, зачеркнутых строк и просто белых мест. Как утверждают издатели, или сам князь П. П. Вяземский, или кто-то по его поручению сделал черновой перевод писем и записок Оммер де Гелль. Но именно черновой, так как эти письма грешат в отношении стилистики, носят явные следы недоделок, неоконченного перевода.
Где раздобыл письма и записки князь П. П. Вяземский? Неизвестно. В приложении к письмам имеется заявление какой-то Марьи Павловой — крепостной, француженки, которая «в отместку за издевательства над ней» якобы похитила рукопись у самой Адели.
Заявление Павловой очень подозрительно, во всяком случае, издатели не захотели на его основании делать какие-либо выводы. Тем не менее они выразили уверенность, что «подлинность публикуемого материала не вызывает сомнения».
Но когда П. П. Вяземский еще в 1887 году опубликовал несколько писем Оммер де Гелль в «Русском архиве», то у родственницы Михаила Юрьевича — Эмилии Шан-Гирей некоторые факты, сообщаемые Аделью, вызвали не только сомнения, но и возражения. «Положительно могу сказать, что все написанное ею (Оммер де Гелль. — Ред.) по поводу девицы Ребровой есть чистая выдумка. Я современница Нины Алексеевны, тогда уже не Ребровой, а Юрьевой, была с ней знакома в продолжении многих лет, она… в 40-м году была уже мать семейства».
Опротестовала Шан-Гирей и описание бала, на котором якобы присутствовал Лермонтов, Но это был слабый протест, и не случайно издатель «Русского архива» Бартенев не обратил на него внимания, переслав письмо Шан-Гирей Вяземскому. Но князь внезапно испугался. Он молит Бартенева вместо имен собственных проставить звездочки, просит пожалеть его старость и его подагру, всячески поносит де Геллей за их вранье и впредь отказывается печатать письма Адели.
