Сейчас, стоя рядом с покрытой ранами обнаженной женщиной, словно бы вырезанной из куска красно-коричневой твердой древесины, он пытался вспомнить, слышал ли когда-нибудь о таких существах, как она. Но нет, ничего не получалось. Или не слышал, или забыл. В любом случае он твердо знал две вещи. Во-первых, ему было совершенно все равно, кто она на самом деле: теплокровный вампир, неведомый рассказчикам сказок оборотень или еще кто. Он любил ее, и, похоже, чувство это было взаимным. И, во-вторых, он искренне восхищался этим чудом: в боевой трансформации она оставалась в большей степени человеком, женщиной, хотя и приобретала множество внушающих уважение, если не ужас качеств. Ее кожа потемнела и стала твердой как сталь, мышцы и кости, по-видимому, трансформировались в еще большей степени. Иначе невозможно было объяснить то, как эта маленькая женщина – а ее размеры практически не изменились – могла бежать босиком по лесным чащобам, драться на равных с волками-великанами и не дать себя при этом убить, перебив за пару ночных часов целую стаю ульфхеднаров. Из оружия у нее были лишь острые когти на руках. Возможно также, что смертельными могли быть и удары ее сильных рук и ног. Зубы не в счет, поскольку ее рот отнюдь не похож на пасть. Прокусить артерию – куда ни шло. Но загрызть противника явно не получится.
Яков ждал и был настолько напряжен, что не замечал даже холода. Между тем Альв подняла голову, застонала и перекатилась на спину. Ее рот и подбородок были в крови, щеки и лоб, впрочем, тоже. Дышала она сейчас гораздо лучше, но все еще не так, как следует. Говорить она пока тоже не могла, а может быть, никогда теперь и не сумеет. Яков лишь надеялся, что волчья кровь ей поможет и она не умрет.
– Ну что, – сказал он, нагибаясь к Альв, – пора возвращаться на стоянку, как считаешь?
Она согласилась, прикрыв глаза, и тогда Яков поднял ее и перенес на свой плащ. Весила она сейчас чуть ли не вдвое больше, чем в своем обычном состоянии, так что о том, чтобы нести ее на руках, не могло быть и речи. Но вот соорудить санки-волокушу было ему вполне по силам.
Сознание возвращалось толчками: Альв то «всплывала на поверхность», то снова «тонула в глубине». Когда приходила в себя, чувствовала усталость и боль. Болели раны, болели кости, болела душа. Альв смотрела в небо, чувствовала тепло, идущее от жарко горящего костра, и думала о том, что увидел Яков, когда нашел ее после боя. Говорить она все еще не могла и спросить его сама – тоже, даже если бы преодолела страх услышать окончательный приговор.
