– Кажется, понимаю.
Что ж, он еще тогда обратил внимание на ту простоту, с которой Альв адаптировалась к миру двадцатого века. Было странно, но, положа руку на сердце, она смогла обмануть даже его. А ведь он кое-что про нее знал. Ну, может быть, не знал, но уж точно догадывался.
– Ты о таком слышал?
– Нет, – ответил Яков. – Но в Себерии таких чудес и не бывает, а отсюда я ушел слишком юным, чтобы знать что-нибудь всерьез.
– Как думаешь, что они сделают? – спросила Альв. – Почему ты решил, что это случится ночью?
– Днем они не решатся, – объяснил Яков. – Не знаю почему, но напасть на тебя днем они или боятся, или не могут. Если бы могли, напали бы еще утром. Но они нас отпустили…
– Я об этом тоже думала, – согласилась Альв. – Но, с другой стороны, ночью в лесу они так же беспомощны, как и мы, разве нет?
– Нет, если у них есть кто-то, кто способен действовать ночью. – Идея, что называется, витала в воздухе. Могло же случиться так, что не все сказки ложь? Вдруг в Скулнскорхе действительно живут оборотни?
– Ты это точно знаешь?
– Нет, разумеется, – покачал головой Яков. – Это всего лишь интуиция. Мои предположения. Логика вещей…
– Ты умеешь стрелять на звук?
Хорошая идея, и Яков ее уже обдумал. Шанс был.
– Ты имеешь в виду лук?
– Да.
– Я умею, – кивнул Яков. – И у меня есть не только лук. Так что держись за моей спиной, авось не пропадем.
– Кажется, я тоже могу стрелять на звук, – неуверенно предположила Альв. – Что-то такое ворохнулось сейчас в памяти.
– Ну, значит, прикроешь мне спину.
На самом деле Яков очень надеялся на то, что с возрастом его навыки егеря-разведчика не утратили своей актуальности. Егеря – тем более разведрота егерской бригады – ночью как раз и воевали. Выходили в поиск, разведывали местность, брали языков… И чем темнее ночь, тем лучше! В безлунную ночь, с небом, обложенным тучами, перейти линию фронта гораздо легче, чем при полной луне и чистом небе. В лесу – вообще идеально. Так что мешает сделать то же самое местным «егерям»? Они эту местность должны хорошо знать и ночного леса наверняка не боятся. И тогда возникает вопрос: почему Яков первым делом подумал не об этих вполне реальных людях, а об оборотнях, являвшихся для просвещенных жителей Себерии не более чем героями фольклора. Однако вымышленные они или нет – но Яков первым делом вспомнил о них. Почему?
На прямой вопрос Альв он ответил, что это «всего лишь интуиция… предположения… логика вещей…».
Но факт оставался фактом: его шестое чувство, охотничье чутье, его инстинкты, наконец, – всегда служили ему верой и правдой. Особенно тогда, когда вставал вопрос о жизни и смерти. Оттого, быть может, он и считался «невероятно везучим сукиным сыном», как назвал его однажды в глаза начальник разведки армии. Удачливый разведчик, проницательный дознаватель, мужчина, ни разу не ошибившийся в намерениях своих женщин. Почему бы не предположить, что все это не результат особой прозорливости, основанной на внимании к деталям и дедукции, а работа того самого неведомого и никем толком не изученного шестого чувства, которое есть у одних и которого нет у других? И ведь, если разобраться, Яков демонстрировал невероятную проницательность практически всю свою жизнь, только никогда не придавал этой способности особого значения, считая чем-то само собой разумеющимся. А между тем это не так. То, как он выжил, попав в Себерию, как прошел буквально через всю страну, ни разу не вызвав даже тени сомнения в своем происхождении, – уже одно это показывает, насколько эффективной может быть эта его проницательность. Ну а помноженная на сильный интеллект и опыт, она становилась силой, которую не следовало афишировать, но которую стоило иметь в виду.
