«Сигрун Гундберн… Золотая Зигги… Первая Среди Равных…»
К сожалению, ничего больше об этой красивой женщине Альв вспомнить не могла. Разве только то, что Зигги одевалась в роскошные светлые платья, носила сказочные драгоценности и вспоминалась исключительно в роскошных интерьерах дворцов и замков. Впрочем, сама Альв, судя по отрывочным воспоминаниям и тем драгоценностям, что были на ней в день переноса, ни в чем этой суке не уступала. Ни в платьях, ни в бриллиантах.
«Но что все-таки тогда со мной произошло?»
Как Альв оказалась в Себерии? Почему обеспамятовала? Кто были те другие – мертвые люди, что перенеслись вместе с ней? И что за взрыв – а Йеп утверждает, что это был именно взрыв, – произошел в ту ночь на заснеженной поляне?
«Ох мне!» – топнула она мысленно ногой и уставилась в ростовое зеркало, перед которым сейчас стояла.
Ну что сказать… Она была красива. Тут ни добавить, ни убавить. Даже в этом «простом» дорожном платье – бархатный роб с отложным воротником, темно-синий, расшитый еще более темным растительным узором, и котта из светло-серой испанской шерсти с аппликациями из синего и голубого атласа. Наряд дополняли сафьяновые «русские» сапожки на высоком «французском» каблуке, лайковые перчатки и темно-серое манто с капюшоном, подбитое мехом голубой норки. А вот от корсета, учитывая удобство в дороге и собственную хорошую фигуру, Альв отказалась, поддев под платье лишь шелковое белье в три слоя и шелковые же чулки. И телу приятно, и блохи не заведутся!
– Ты прекрасна! – нарушил молчание Йеп, наблюдавший за ней со стороны.
– Это бесспорно! – отмахнулась она, но про себя довольно улыбнулась.
Йеп утверждал, что она ему нравится даже виверной, но все-таки черноволосая, голубоглазая и белокожая она наверняка была ему больше по душе. Такую вот, изящную и белую, он мог «крутить и свивать», как хотел. Мог целовать в карминовые губы, ласкать ее упругие груди, в общем, делать все то, что придет в голову мужчине, захваченному в плен страстью, и о чем взыскуют душа и тело любой нормальной женщины. С виверной ничего подобного не сделаешь, а если попробуешь, вряд ли уцелеешь.
Альв помнила себя в шкуре дракона. Знала, каких сил ей стоило удержать себя от резкого движения, способного сломать Йепа, как сухую ветку. Помнила, как, умирая – во всяком случае, тогда она была в этом уверена, – коснулась его щеки своими трехдюймовыми когтями. Эти ее «ножи» были остры, словно бритвы, и отличались такой же прочностью, как если бы их выковали из оружейной стали.
