— Он опять скрылся… — послышался тихий голос Любимова, и капитан начал по-норвежски объяснять шкиперу: — Я его видел слева на меридиане Иоланги. Большой трехмачтовый парусник… Все паруса были поставлены, и шел он бешеным ходом… А теперь пропал, словно в воду канул…
— Может быть… пират? — заметил норвежец. — Хотя о таких крупных разбойниках здесь никогда не было слышно.
— Черт его знает, кто он! — выругался Любимов. — Только пусть он лучше бросится на меня, а не пропадает так… сразу.
Ветер понемногу стихал, и небо начинало светлеть. Тучи мчались еще, но там, где они прорывались, виднелся уже туманный, дрожащий свет луны.
Когда лучи ее упали на море в миле к северо-западу, Самойлов увидел на фоне светлого неба черные паруса и узкий корпус судна, накренившегося на левый борт и быстро режущего воду.
— Парусник идет на нас! — крикнул он, поднимая кверху голову.
— Есть! — ответил вахтенный матрос, и все стихло.
Черное судно быстро приближалось. Уже видна была высокая волна, вскидываемая его острым носом, и длинный кормовой флаг, полощущийся в воде. Судно шло без огней, и по ходу его нетрудно было догадаться, что оно намерено пересечь путь «Грифа».
— Полный ход! — скомандовал вдруг громким и уверенным голосом командир. — Руль прямо! Готово?
— Есть! — ответил голос Сидорчука. — Готово!
— Пли!
Один за другим три гулких выстрела грянули над палубой и озарили мгновенными вспышками борт и бьющиеся за ним волны.
Набежали тучи, и опять густой мрак окутал все. Судно исчезло, и не слышно было игры ветра в его парусах и плеска воды у носа.
— Стоп! — раздалась команда, и «Гриф», постепенно умеряя ход, начал вздрагивать под ударами волн, бьющих в корму.
После выстрелов все выбежали на палубу, но не увидели уже парусника. Начались расспросы, но их тотчас же прервал посланный капитаном вахтенный матрос, передавший приказание командира немедленно отправиться в каюты.
Приказ был исполнен, и только спрятавшийся в тени Самойлов остался на своем прежнем месте, почти у самого борта.
На капитанском мостике Любимов вполголоса совещался норвежцами.
Слова не доносились до Самойлова, и он, не видя ни зги впереди, задумался, опершись о тумбу для причалов.
Очнулся он от ветра, пахнувшего ему в лицо, и странного шума, раздавшегося рядом с бортом.
Гигантская черная тень, чернее мрака, медленно надвинулась и остановилась.
Профессор поднял голову и высоко над собой увидел паруса и верхушки трех мачт.
Несколько черных теней, казавшихся призраками в туманной ночи, забегали вдоль ставшего рядом с «Грифом» большого парусника, и железные крючья багров, как когти хищной птицы, вонзились в борт парохода.
