Девочка старалась шагать в ногу с ними — бледное городское дитя с заспанным личиком. Аська же вся светилась гордостью, даже походка у нее стала другая — важная, размеренная.
Аська оказалась превосходной матерью, девочку одевала, словно куколку, перешивала ей свои платья и сияла, когда девочка называла ее мамой.
Каждое утро до работы она отводила ее в детский сад и вечером приводила из сада домой.
А разговоры с соседями вела теперь лишь об одном — о детях, о воспитании, о том, какое это трудное дело — вырастить настоящего человека!
Так вот, Аськин сарай был нашей обителью в непогожие дни. Мы сидели там на ящиках из-под помидоров, а дождь шумел во дворе, и было особенно уютно ощущать крышу над головой.
Однажды Витька раздобыл где-то старую, сломанную керосинку.
У Витьки были золотые руки, за что бы ни брался, все умел: исправить радиоприемник, сменить электропроводку, вставить стекло в раму, отциклевать пол, запаять кастрюлю, приделать дужку к ведру, даже подметки мог поставить, даже шить умел, как-то сшил моей кукле пальто из своей кепки, не пальто — картинка!
Витька провозился несколько дней, но своего добился — керосинка заработала. Он налил в нее керосин, и ровное, мягкое тепло разлилось по всему сараю.
Они все — Витька, и Семен, и Ростик — дружили со мной, хотя я была младше их, еще и потому, что меня никто не мог назвать плаксой, неженкой. Я никогда ни на кого ни за что не обижалась, не ябедничала. И потом, я верила всему, что они говорят, и всегда принимала участие в каждой их затее.
Но однажды они обидели меня всерьез.
Они ушли на Москву-реку кататься на лодке, а меня не взяли.
Это был удар, которого я никак не могла ожидать. Мы давно уже сговорились пойти вместе, и вот они отправились втроем, без меня…
На следующий день, встретив меня возле школы, Витька подошел ко мне как ни в чем не бывало, но я не стала с ним говорить, я стремглав побежала от него и, сколько он ни звал меня, не отозвалась.
— Катеринский, — кричал Витька, — Катющенко, Катериненко, постой!
Витька называл меня по-всякому, все остальные ребята звали обыкновенно — Катей или Катькой, а он переиначивал мое имя, как хотел: Катеринский, Кать-Катемирский, Катющенко, Катеровская…
Даже удивительно было, как это он мог придумывать такие разнообразные варианты одного и того же имени…
Они подстерегли меня, когда я шла из школы домой. Подстерегли все трое, окружили, забросали словами. Я маленькая, я не умею плавать. А вдруг бы лодка перевернулась, что тогда?
