Я стою на вершине горы, и в голове моей под звуки несуществующей симфонии теснятся мысли и образы, складываясь во что-то, что всегда останется со мной.
Но когда я прихожу в чувство, то вижу себя на проходной или на стоянке рядом с офисом.
Ощущение подступающего счастья исчезает. Исчезает и книга, а с ней и истории, о которых я грезила когда-то, – те, над которыми люди будут плакать и смеяться. Все, что остается, – мысль о небе, том самом, которое можно увидеть, только стоя на вершине Эвереста.
Я пытаюсь представить его цвет – и не могу.
Я написала «Патруль» для конкурса рассказов по миру «Дозоров» Сергея Лукьяненко – и забыла отправить вовремя. Конкурс прошел без меня, рассказ остался лежать в столе. Сейчас он публикуется впервые.
Когда я увидел в списках, кого поставили со мной на дежурство, то приуныл. Салаг подсунули, поганцы! Значит, ни с Рыжим пивка попить, ни с Лешкой за жизнь побазарить. Я пробежался по кишкообразным коридорам и заглянул к Юрганову:
– Иван Семеныч, смилуйтесь!
И глаза выкатил жалостливые-жалостливые.
Юрганов – вредный старикашка. Губами пошлепал, бровями пошевелил и дребезжит:
– Если у тебя, Дима, базедова болезнь, так тебе бюллетенить пора, голубчик. А если здоров, не канючь, а займись делом. Ты у нас взрослый мальчик!
И гугукнул еще эдак насмешливо, как сова в ночи. Я иногда думаю, что у Юрганова и голова на сто восемьдесят градусов поворачивается. Зря, что ли, у него шеи нет.
Вздохнул я и поплелся на кэпэпэ, подбирать навязанных мне салаг.
Мелкотня отиралась возле будки и развлекала сидящего там Горыныча бородатыми хохмами и пересказами институтских розыгрышей. Постоял я за стеночкой, послушал и решил, что не так уж плохи мои дела. Во-первых, салаги попались неглупые, раз к Горынычу нашли подход. Он у нас тип такой, неоднозначный. Рассказывают, по ночам из будки время от времени доносится слюдяной шелест, будто разворачивают гигантский бумажный веер. А уж то, что косяк опален изнутри, никто словно и не замечает: привыкли.
Во-вторых, я убедился, что ребятки-то все знакомые! По фамилиям в списке я их не опознал, потому что Демшиной, Урусовым и Мащенко их никто не звал, а звали Витой, Патриком и Саней.
– Здорово, братцы кролики!
Обернулись, заулыбались.
– Хэллоу, Дэн!
– Дим Димыч!
– Здравствуйте, Дима!
Окинул я их начальственным строгим взором. За то время, что я их не видел, они не сильно изменились. Разве что долговязый Санька Мащенко вымахал еще выше. Англоман! Джинсики куцые на длиннющих, как рельсы, ногах. Идиотская сетчатая футболка. Волосы стоят дыбом, и в ухе тоннель: я первое время вздрагивал, натыкаясь взглядом на эту черную дыру.
