– Так и думал! – пчеловод раздосадованно щелкнул пальцами. – Вот что значит в спешке все делать…
– Ты что же, хотел тела погрузить в прицеп?
– Хотел, – спокойно кивнул Илья. – Да не успел. Балакиревские пацаны заявились, надо было сматываться. Если б не они, я бы и следы замел, как всегда, и от этих шестерых ничего бы не оставил.
Ерохин подумал и присел на корточки, привалился спиной к дождевой бочке. Страшно ему отчего-то не было. Солнце светило в глаза, и он приложил руку козырьком ко лбу.
– Остальных – тоже ты?
– А кто же! – удивился пасечник. – Потихонечку, помаленечку…
Он ласково провел пальцем над пчелой – будто гладил воздух.
– А машины куда девал?
– Одну к Марьину озеру отогнал, чтобы ментов с толку сбить, – рассудительно отозвался пасечник. – А другую в болоте утопил. Тут у нас такие болота, Василий, – танк можно схоронить, не то что легковушку.
Пчела, наконец, снялась и тяжело полетела домой, к улью.
Ерохин смотрел на загорелого голубоглазого великана, улыбающегося ей вслед.
– Зачем же ты, Илюша, такой грех на душу взял?
Пасечник перевел на следователя непонимающий взгляд.
– Ты о чем, Вася? Какой-такой грех?
– Людей ты убил, Илья, – ласково, словно разговаривая с ребенком, напомнил Ерохин. – Многих людей. Вчера вот шестерых, до этого четверых и прежде троих…
Василь Сергеич осекся. Пасечник смеялся. В лесу отозвалась свистом какая-то пичужка.
– Какие же это люди? – мягко и в то же время снисходительно сказал Илья, отсмеявшись. – Ты, Вась, глупость сморозил, честное слово! Это не люди, это совсем другие существа. Не хомо сапиенсы даже.
Он поднялся, и Ерохин быстро сунул руку к кобуре. Но пасечник зашел в дом и почти сразу вернулся с двумя кружками.
– Не пиво, квас, – он протянул одну следователю. – Домашний!
Василь Сергеич сжал ледяное стекло в ладонях. Илья отпил как ни в чем не бывало и вытер ладонью губы.
– Фух! Хорошо! Так о чем мы с тобой?..
– Про хомо сапиенсов.
– Точно. Василий, ты же умный человек. Неужели ты в самом деле думаешь, что вот эти, которых я кончил – они из наших, из людей?
– Думаю, да, – очень серьезно сказал Ерохин.
Пасечник сдвинул брови и некоторое время пристально смотрел на него. Затем отставил кружку в сторону.
– Ты не шутишь? Да видел ли ты их, Вася? Видел, что они делают? Ты посмотри вокруг! – Он взмахнул рукой. – Глянь, какая красотища! Река течет, сосны шумят! Какому человеку придет на ум все это изгадить и испортить? Нет такого человека! Может, один выродок найдется на тысячу, да и тот умом тронувшийся. А эти… Сосны рубят для костров. Бутылки расстреливают. Вся земля в осколках, вся изранена! По соловьям из духовки палят, тыц-тыц-тыц свой врубают, так что лес содрогается! А дерьма от них сколько! Бывает, придешь – и вся поляна в кучах, будто стая болезных кобелей дристала! А это всего лишь одна семья приезжала отдыхать. И все в мусоре, все в гадости!
