Но пораскинуть мозгами толком не дали: в дверь постучали, и в комнату вкатился жизнерадостный эксперт Угличин, помахивая пачкой снимков.
– Я ведь по твою душу, Василий, – обрадовал он. – Значитца, смотри сюда: видишь следы протекторов?
– Вижу, – хмуро согласился Ерохин, рассматривая фотографию.
– А ты чего какой невеселый? Зря, зря. Глянь-ка внимательнее: видишь, вот тут машина поворачивала?
– Угу.
– Колеса видишь?
– Следы колес, – уточнил дотошный Ерохин.
– Само собой!
– Вижу. И что? Мы с тобой вчера это уже рассматривали.
– Верно. Но вот что мы не рассмотрели, так это вот такусенькую линию…
Эксперт сунул под нос Ерохину другой снимок и провел по нему карандашом.
Василь Сергеевич нахмурился. Никакой линии он не видел, хоть тресни.
– Что мы здесь наблюдаем? – учительским тоном осведомился Угличин. – А наблюдаем мы здесь, товарищ Ерохин, не что иное как перекрытие следов колес автомашины следами другого транспортного средства.
И тут следователя осенило.
– Прицеп! – ахнул он.
– Вот именно! – эксперт лучился довольством. – Видно только при повышенном контрасте и сильном увеличении. Но я тебе с высоты моего, без дураков, немалого опыта зуб даю, Вася, что здесь проезжала тачка с прицепом. Может, даже и коронку поставил бы на кон. Керамическую.
Некоторое время Ерохин без выражения смотрел на фотографию.
– Старый я стал, – наконец сказал он. – Списывать меня пора, Саша.
– И спишут! – успокоил эксперт. – Будешь тогда лежать на травке и поплевывать в потолок.
«На травке, – повторил Ерохин, когда Угличин ушел, напевая под нос “Интернационал”. – И в потолок поплевывать».
Он поднял трубку.
– Машина мне нужна. Да, снова в Балакирево. И вот еще что…
Пчелиный хор нестройно распевал акафисты, и травы дурманили голову, и солнце заходящее простреливало каждый дубовый лист золотой стрелой.
Той же тропой, которой его сегодня уже вели, Ерохин прошел к пасеке и остановился недалеко от улья.
Пасечник сидел на крыльце, разложив руки запястьями кверху на коленях – не то молился, не то ловил вечерние лучи.
– Вот с рукой ты напортачил, – издалека сказал Ерохин.
Пасечник осторожно согнал с запястья присевшую пчелу.
– Да-да, именно это, – согласился Василь Сергеич, шагнув ближе к убийце. – Когда ты помогал мне подняться, дал левую. А когда здороваться стал, протянул правую. Это все потому, Илья, что первое действие у тебя было непроизвольное, а второе осмысленное.
Пчела сделала круг и снова вернулась на запястье.
– Ты левша, голубчик мой, – с сожалением сказал Василь Сергеич. – И постарался сей факт скрыть. Зачем, спрашивается? Потому что знал, что искать мы будем левшу. Кстати, все равно зря старался. Твой прицеп следы оставил в лесу.
