— Что там, на гостином? — спросил его Федот.
— Товара, такого как у нас, в избытке, — вздохнул приказчик, присаживаясь. — Покупателей нет. Хотим, не хотим, а зимовать придется. Землянки надо рыть. На гостином дворе жить — в конец разоримся.
От народа, бегавшего вокруг острога, отделились трое и направились к костру усовской торговой ватажки.
— Михейка Стадухин, — издали узнал одного из них Емеля.
— Семейка Дежнев, караульный, — указал на другого, прихрамывавшего, Иван Москвитин. — Наверное, за мной.
Федот удивленно взглянул на Семена Шелковникова:
— До вечера сговаривались?!
Третий, в мягких ичигах, в волчьей парке, судя по одежде, был промышленным человеком. Его почтенная белая борода висла по груди едва не в пояс, седые волосы лежали по плечам. Со волнением вглядывался Федот в обветренное лицо, что-то знакомое было в походке, во взгляде, но узнать промышленного он не мог, пока под боком не вскрикнул Семен:
— Пантелей Демидыч!
— Пенда! — ахнули разом Попов с Москвитиным и вскочили с мест.
Годы немало потрудились над сибирским первопроходцем. Он стал похож на старый кедр с окаменевшим комлем, со скрученным ветрами стволом, но с живой зеленой верхушкой.
— С Индигирки вышел! — коротко ответил на расспросы старых друзей. — Отправил с Семейкой рухлядь, — кивнул на хромого казака, — чтобы по моей кабале оплатил, как чуял — не дошла.
— Не со мной! — пояснил казак. — С промышленными, которые сопровождали. Пропились в Жиганах. Я с казаком Простоквашей был при казне от Митьки Зыряна.
— Вот уже и ты берешь деньги под кабалу! — с грустью заметил Федот, оглядывая Пантелея. — Помню, учил: шапку, саблю и волю не закладывать!
— Здесь все не так, как там! — чуть заметно поморщившись былому, одними глазами улыбнулся и кивнул в сторону заката промышленный. — В старое время с ума сходили от бесхлебья, нынче годами живут на рыбе и мясе. Про посты одни только разговоры, дескать, в походе Бог простит… Другое все стало! — блеснул ясными глазами, оглядывая Москвитина. — Сказывают, на Ламе был, устье Амура видел?
— Был! — кивнул Иван и уставился на конвойного: не за ним ли пришел.
— Семейка Дежнев, земляк мой! — указал на казака Михей Стадухин. — Купил узникам хлеба, те и рады, божились без него работать, а не бегать христарадничать.
Федот Попов во время разговоров несколько раз бросал на Михея быстрые скользящие взгляды, отмечая про себя, что у того сильно переменилось лицо. От самого Илимского острога казак пребывал в радостном умилении. Теперь его брови хмурились, глаза смотрели пронзительно, желваки вздувались. Казачий десятник Москвитин стал обстоятельно рассказывать, кивая на свидетеля Стадухина, который с Парфеном Ходыревым гнал в верховья Алдана томичей и красноярцев, как атаман отправил его, Ивана, со служилыми людьми за горы к океан-морю. Как поднимались по Мае и переволоклись в Улью-реку, что течет по другую сторону гор к морю, как срубили в устье той реки зимовье по-промышленному.
