Тлели угли костра, пахло свежим хлебом. В невесть кем и когда сложенной из речного камня каменке мужчины пекли тесто, загодя поставленное стряпухой. Она по-хозяйски оттеснила их, не глядя по сторонам, принялась за обычное дело. Михей присел у костра на корточки, вытянул ладони над огнем.
— Ну и ладно! — покладисто согласился с Юшкой. — Иди с моими, а мы пойдем с усовскими. Чьи у них приказчики?
— Старший — холмогорец, младший — устюжанин! Вчера только пришли.
Юшка чуть тише зарокотал какими-то обвинениями и оправданиями, которых казак не слушал. Перемолчав целовальника, поднял смиренные и бессонные глаза на братьев, спросил:
— Как ночевали?
— Слава Богу! — приветливо кивнул Тарх и чуть было не спросил старшего о том же, но спохватился на полуслове. Ватажные поняли несказанное, приглушенно загоготали. Рассмеялся и Михей. К нему подошел Герасим с пламеневшим лицом, присел рядом, неловко обнял.
— Дай Бог и тебе счастья! — притиснул его к себе Михей. — Осчастливил ты меня. С тех пор, как ушел из дому, так хорошо не было.
— Живите! Спаси вас Господь! Чего уж там! Знал ведь, что не себе везу стряпуху. Пусть хоть для брата.
Ранним утром пинежцы с олекминским целовальником Юшкой Селиверстовым ушли на волок. Михей с Ариной, бездельничая, посидели возле гаснущего костра, поговорили о пустяках и отправились на табор усовского обоза. Весело глядя на казака и женщину умными глазами, их приветливо встретил старший приказчик по имени Федот Попов. Он был высок и строен, борода ровно подстрижена. Другой приказчик того же купца, Лука Сиверов, как и положено торговому человеку, поглядывал на служилого настороженно, женщины старался не замечать, на вопросы Михея отвечал кратко и ясно, своих вопросов не задавал. Федот же, напротив, ненавязчиво любуясь Ариной, спросил, жена ли она казаку, сестра ли?
— Невеста! — ответил он. — Хотел подать челобитную, да воеводский писарь меньше полтины не возьмет, а кабалиться в Илимском, не с руки.
— Я могу написать даром! — предложил Федот.
— Ага! — Настороженно шевельнул усами Михей, понимая, что, приняв помощь от торговых людей, вынужден будет покрывать их беззакония. — Я тоже грамотный! Да вдруг ошибусь в царевом титле… Под кнут идти! На кой оно?
— Я не ошибусь! — заверил Федот, но настаивать на помощи не стал.
— Успею, подам в устье Куты. Там у меня — друг целовальник. На Лене, бывало, спина к спине сидели в осаде или рубились с рассвета до ночи. После он торговал, а разбогатев, не скурвился, как другие. Нынче, правда, проторговался и служит в целовальниках на бывшей хабаровской солеварне.
