— Ты чего? — смеялся он.
— Чудно! — шептала, оглаживая его грудь с восхищением и затаенной горечью. — Увидела тебя, подумала: сильный, смелый, ни перед кем шеи не согнет. А ночью в лесу — забоялась, почувствовала в тебе зверя. Думать не думала, что ты такой нежный, ласковый. — Прижалась щекой к груди. — Детей тебе рожу сколько успею. Дом построим. Что еще надо?
— Венчаться надо! — Михей глубокомысленно поскоблил грудь ногтями. — Если здесь сговоримся, то на исповедь иди к старому попу. К монахам не ходи.
— Ой, боюсь, боюсь! — Арина закрыла лицо руками. — Ты ведь ни разу невенчанный?
— Нет!
— А я два раза! Третий — грех, а больше нельзя. Кабы несчастья на тебя не навлечь. Может быть, не надо, а? — попросила жалобно. — В Сибири не обязательно жить по закону. Вон сколько распутства кругом. Поди, Бог нам простит?!
— Надо! — сказал, как отрубил Михей. — Нагулянным детям счастья не будет! А от страхов твоих отмолимся, я — заговоренный! — признался приглушенным голосом. — Товарищей рядом ранили-переранили, а у меня ни царапины, только одежа издырявлена. — Опасливо зыркнув по сторонам, прошептал ей на ухо: — Я чую, когда в меня стрела или пуля летит.
— Не говори так! — вскрикнула она, боязливо распахнув голубые глаза, закрыла его рот ладошкой. — Чур нас, чур! Господи, помилуй! Жить с тобой долго и счастливо, помереть в один час…
— Я еще богатым стану! — пообещал Михей, ласково снимая ее теплую ладонь со своих золотистых усов. — Не таким, чтобы очень — деньги меня не любят, но прожиточным. И еще знаменитым атаманом! Знаю, это мне на роду написано — на всю деревню и родову уродился один с рыжими усами. За тем в Сибирь шел. Только отчего-то не спешит ни богатство, ни слава. — Вскинул смеющиеся глаза к небу: — Раз тебя прислали, значит, скоро уже… — Подумав о своем, хмыкнул в бороду, удивляясь превратностям судьбы: — Сколько русских девок и баб видел по Сибири, ни одному жениху, ни одному мужу не позавидовал — все были не мои. Тебя увидел — будто узнал. Вот ведь!
Арина уткнулась лицом в его грудь, тихо, беззвучно заплакала.
— Поздно вернулись, голубчики! — гаркнул Юшка Селиверстов, увидев подходивших к стану Михея с Ариной, его голос раскатом грома отозвался с другого берега реки. — Проспали свое счастье! Теперь я пойду до Олекмы с твоей родней. — Ожидая спора, Юшка буравил Михея пристальным испытующим взглядом и доил жидкую бороду, как сосок на козьем вымени. Стадухин принял весть без перемены в лице, и он успокоенно рассмеялся: — Тебе велено идти с усовскими торговыми людьми.
