Слепая ярость | страница 35



И теперь часть дневного времени Ника была посвящена упорным тренировкам. Для себя он называл это фехтованием, а на самом деле то было какой-то разновидностью восточных единоборств, названия которой Ник так и не усвоил. Зато усвоил другое: умение безупречно управляться с длинным стальным жалом в схватке сразу с несколькими противниками. Как ни странно, его недуг оказался здесь даже полезен: Ник реагировал гораздо быстрее, чем зрячий, улавливая смену дыхания соперника, амплитуду его замаха, — и даже запах пота помогал ориентироваться в ситуации. Через пару-тройку месяцев Ник стал бесспорным чемпионом деревни — и это только прибавило ему доброго отношения со стороны туземцев. И особенно гордилась его успехами Ли Тхау…

Постепенно Ник Паркер уже почти и позабыл родную Флориду, друзей детства и юности, ему начинало казаться, будто бы он всю жизнь прожил в этой маленькой вьетнамской деревушке, а все, что находится за ее пределами, — просто сон, отрывочный и неясный. Так бы весь век и прожил здесь, под сенью джунглей, которые уже отнюдь не страшили его, — а потом Ли Тхау родит ребеночка: нужно будет его воспитывать, учить…

Но все оборвалось внезапно, в один день. Просто подошел Фу Чанг и спокойно сказал:

— Все, завтра тебе уходить.

— Куда? — не понял сразу Ник.

— Домой. Америка.

И ушел куда-то в темноту, сразу ставшую чужой, опасной, каверзной…

Ночью Ник лежал без сна. Вот и все, вот и конец приключению. Вот и не будет больше рядом старого Фу Чанга и нежной Ли Тхау, к которым он так привязался за это время. А тот мир, который ожидает его впереди, — каким он окажется теперь, прежде такой простой и понятный? Какая жалкая участь ждет там его, слепца!

«Хотя бы маму увижу», — подумал Ник и тут же горько усмехнулся такой невольной обмолвке: никогда и ничего он больше не увидит.

И тут его охватила такая острая жалость к себе, что слезы неудержимо подкатили к глазам. Он всхлипнул, словно обиженный ребенок, — и тут же услышал ответным всхлип, тоненький, нежный. Ли Тхау — она так тихо зашла в хижину, что он даже и не услышал, занятый своими печальными мыслями.

— Ли Тхау, — тихо шепнул Ник, стараясь задушить в груди непрошеное рыдание.

— Ньик…

Ее узкая ладошка легла на его щеку, мокрую от слез. Она что-то бормотала сочувственно, словно бы утешая сына, которому предстоит дальняя и опасная дорога — и которому она не может помочь ничем, кроме своей любви.

— Я так не хочу уезжать от тебя, Ли Тхау, — сказал Ник. — Ты подарила мне столько счастья…