И, наверное, мне просто самой надо было стать чуточку проще.
4
После моего первого большого успеха в компании мне стало гораздо спокойнее и комфортнее. Я больше не пряталась за монитором, не ходила с серьезным и озабоченным работой видом, стала участвовать в кофейных посиделках с коллегами, болтать о том о сем на встречах, надолго пропадать в обеденный перерыв. Благо на улицах буйствовало зеленью и солнцем лето, а наш район – парижский пригород Garenne-Colombes – хоть и находился всего в пятнадцати минутах ходьбы от La Défense, но больше походил на деревню. От того было еще приятнее расположиться на уютной террасе и отдохнуть от дел и шумного города, завершить трапезу чашечкой ароматного кофе, которое часто приносилось в качестве комплимента от владельца для постоянных клиентов. А потом еще немного понежиться на солнышке.
Я начинала понимать французов – никакая работа не стóит этих сладких послеполуденных мгновений.
Мне предстояло еще лучше узнать коллектив, так как близился ежегодный корпоратив. Мы отправились ужинать в ресторан на place de la Bastille, где возвышалось здание Новой Оперы, младшей «некрасивой» сестры Grande Opéra.
Я понимала, что из-за языка не смогу участвовать в общих беседах, так что предстояло найти одного добровольца, готового общаться по-английски. Этим добровольцем я сама для себя назначила Кристофа, тем более что мне уже не раз удавалось поймать на себе его взгляд. Я хорошо знала этот взгляд и уже представляла себе дальнейшее развитие событий. Нужен был лишь легкий толчок с моей стороны. После горячего я предложила ему пойти на улицу подышать свежим воздухом. Мы сидели на ступеньках огромной лестницы Оперы и рассуждали об эмиграции в другие страны.
– Я полгода жил в Бразилии, – рассказал Кристоф. – Проходил стажировку по обмену в Сан-Пауло во французской фармацевтической компании.
Ну, конечно же, и тут не обошлось без этой страны!
– Я считаю, – продолжал он, – что каждый человек должен хоть раз в своей жизни пожить в другой стране. Это очень расширяет сознание.
– Ну и как тебе бразильские девушки? Или тебе ближе француженки? – задала я свой любимый вопрос.
– Мне нравятся бразильянки, и вообще иностранки. Француженки слишком easy28.
Многие французы ругали в разговоре со мной своих женщин, и мне, признаться, это нравилось. Уж не знаю, делали ли они это для того, чтобы мне польстить, или у них действительно так накипело? Но такого определения, как «легкодоступные», я еще не слышала. Хотя чему тут удивляться, с таким-то мужчиной.
