— Так ты все знаешь? — выдавил Сергей.
— Да, я все знаю. Все и даже больше, — тихо сказала она и опять вздохнула на этот раз глубоко, как будто пыталась сдержать подступающие слезы.
— Так ты тоже?..
— Да, я тоже.
Он испытал не с чем не сравнимое облегчение и даже смог думать о чем-то кроме снов и Виктора. Дурацкий разговор получается, подумал он.
— Ты что-то хотел рассказать, — напомнила Марина, прерывая затянувшуюся паузу.
— Да, — и он начал рассказывать. Сначала робко, затем все более горячо, входя в раж и разбалтывая даже то, о чем не собирался говорить. Он рассказал все: о снах, о хозяине, о мальчике, которого подстрелил Виктор, о полицейском, который совал свой нос не в свои дела и пронюхал, как он покинул гостиницу и спер из библиотеки засекреченный материал. Он рассказал о том, какая участь постигла этого следователя. Он рассказал все о себе и о Викторе. Она слушала внимательно, временами кивая головой так, будто ей известно больше половины того, что он рассказал, а то, что не известно лишь дополнило картину происходящего.
Когда Сергей заканчивал свое бурное повествование уже стемнело.
— Ну вот и все, — сказал он. — я за него очень переживаю, а он…
— Он жив, — перебила Марина и добавила тихо. — пока жив.
— Что? — не понял Сергей. — Что значит «пока жив»? — и вдруг, осознав смысл сказанного, выпалил захлебнувшимся от восторга голосом. — Жив? Откуда знаешь?
— Знаю, — неопределенно ответила она.
Сергей не придал этому особого значения.
Ну знает и знает, небось заходила к нему утром. А на счет «пока жив», так тоже понятно, все там будем. Он вообще об этом не задумывался, главным было другое — ЖИВ! Внутри у него что-то кричало радостное «ура!», это что-то переполняло его и просилось наружу. объектом попавшим под выброс эмоций естественно оказалась Марина. С воплем «Мариночка!» он обхватил ее и…
Позже в своем дневнике он, вспоминая подробности этой ночи, исписал три листа, а затем, сообразив, что дневник может прочитать кто-то кроме него, зло замалевал все написанное и подписал внизу гневное:
«Это личное дело каждого, и не хрена делать из этого народное достояние».
И поставил такой жирный восклицательный знак, что прорвал бумагу.
В тот раз он все-таки заснул, правда уже под утро…
… Он проснулся от холода, да еще от того, что кто-то теребил его за плечо. Виктор! Жив! Он открыл глаза и увидел Рика.
— А где Виктор? — уверенности, которую вселила в него Марина, как не бывало.
— В гнезде, — буркнул Рик. — Я-то откуда знаю?
