Виктор посмотрел на него с жалостливой улыбкой, в глазах его было что-то доброе, теплое, но сказал как-то резко и холодно:
— Не ты его, так он тебя — закон таков.
Дурень сопливый, неужели ты еще не понял, что это война и ты не властен что-либо изменить. Ты, Волков, не волк в этой игре, благородный и жестокий, даже не дикий огрызающийся волчонок. Ты — волчок. тебя раскрутили и смотрят, как ты вертишься и смеются, а может думают о чем. а ты должен стать волчонком, ты должен огрызаться, а то остановится твое кручение-верчение и заглохнешь ты навсегда с поломанными пружинами…
Сергей слушал и смотрел на засыхающую и впитывающуюся в землю кровь, и думал.
Думал, что это могла быть его кровь и его глаза стеклянно смотрели бы в небо, и это пугало, но легче не становилось.
Они бежали по солнечному осеннему лесу.
Мелькали разноцветные деревья. В редких лужах плавали желтые лодочки листьев, появлялось какое-то движение воздуха, природа начала оживать. Уже доносились голоса птиц и трещали сухие ветки под тяжелыми сапогами. А над всем этим высилось чистое, холодное голубое небо. Но Сергей ничего не видел и не слышал. Он ничего не видел, кроме этого чистого, ледяного неба нежно-василькового цвета отраженного в таких же чистых, таких же голубых, но уже остеклянелых глазах…
…Он проснулся. Перед глазами стоял жуткий образ. Он отдернулся от него, приходя в себя.
Поднялся, и только теперь услышал шум в коридоре. Он быстро оделся и вылетел за дверь.
В конце коридора шумела толпа. Он подошел и без расспросов протолкнулся внутрь. Толпа, как оказалось, стояла у двери в номер, и протиснувшись сквозь нее он увидел кровать, на которой лежал человек. На его еще детском лице бледном, под цвет простыни, отразилось какое-то удивление, а между голубых остекленевших глаз зияла страшная дыра. Это было то самое лицо и те самые глаза, только теперь они смотрели не в голубое чистое небо, а в белый потолок гостиничного номера.
Это было как откровение, как выстрел, как ведро ледяной воды опрокинутое на голову. Он вдруг все понял, понял, осознал, испугался, возненавидел. Он вдруг понял, что перешагнул через себя, что теперь он волчонок, теперь он сможет нажать курок, сможет вцепиться в глотку, сможет растерзать и лишить жизни себе подобного, сможет убить человека. А еще он вспомнил хозяина. Маленького, пухлого человечка, который никогда не смог бы причинить другому боль. Теперь он понял и его смерть. Он понял кто его убил, а точнее что его убило. И он понял что такое настоящая жалость и что такое настоящая ненависть. Потом в памяти всплыл Виктор со своей вечной ухмылкой.
