- Смотри-ка, – Волков толкнул Тамая в плечо. – К вечеру поумнели.
- Поумнели, – согласился японец, не поднимая головы. – Поум…
Договорить он не успел. Ума китайцам хватило ненадолго. Словно бы повинуясь беззвучному приказу они все нестройной толпой кинулись вперед, мешаясь и отталкивая друг друга.
Пулеметы ударили разом, щедро рассыпая свинцовый горох навстречу первой волне атакующих. Врезали винтовки: сперва – дружным залпом, а потом заполошно зачастили вразнобой. Китайцы снова влетели в огневой мешок, только теперь пулеметы работали по фронту, а стрелки с трехлинейками – с флангов.
- Вижу, что у тебя дела в порядке, – рядом с Всеволодом возник из ниоткуда взводный Белов.
В этот самый момент парень сражался с перекошенным патроном. Наконец, он в сердцах от души врезал кулаком по заевшему затвору, и тот поддался, выплюнув зажеванный патрон. Всеволод с чувством помянул мать товарища Дегтярева, мать бывшего царского полковника Роговцева[6], матерей всех тех, кто собирал его ДП-27 и выпускал эти самые патроны, и снова принялся за расстрел китайской пехоты. Одновременно, не отрываясь от пулемета, он буркнул:
- Охренеть, как в порядке. Поддержки не ожидается в принципе, или как? Нам китайские минометы и гаубицы своими силами давить?
- Гаубицы? – насторожился Белов. – А ну-ка, что ещё за гаубицы?
Волков, все также не отрываясь от пулемета коротко доложил о гаубичной полубатарее и о трех минометах. Комвзвод густо выматерился и попросил продержаться не отступая «еще хоть часок». «Во как надо! – чиркнул он себя по горлу ладонью. – Продержись, товарищ Волков, а я тебе еще отделение пришлю и патроны. Дай слово комсомольца, что продержишься!» В ответ Всеволоду до жути захотелось рассказать командиру старый анекдот про коммуниста-пулеметчика[7], но он сдержался и лишь кивнул.
Исчез Белов также необъяснимо, как и появился. Вот только что был здесь, а отвлекся на секунду Волков – срезал китайского офицера, который что-то уж очень бойко размахивал саблей, – и вот нет уже комвзвода рядом. Удивляться парню было некогда: вон еще сколько мишеней в прицеле мельтешит. И окончательно понял, что именно он пообещал, лишь тогда, когда снова заработали гаубицы. Только вот теперь нельзя было отходить…
Обстрел. Атака. Снова обстрел. Снова атака. «Сюда чо, ВСЕХ китайцев пригнали, чо ли?!» Обстрел. Атака…
Передышка наступила лишь когда на полуразрушенный Куаньчэн опустился вечер. Волков оттер потное лицо, и огляделся. Возле трупа Тамая сидел Танака, с ног до головы перемазанный желтой пылью, и сосредоточенно набивал диск патронами. Рядом с ним лежал бледный как полотно комроты Цуда. Он умирал: осколками гаубичного снаряда ему разворотило живот.
