Седа спала как убитая в своей одиночной палате и после пробуждения не сразу сообразила, как долго доктор Касов держал свою руку в ее трусиках.
– Черт! Чего ты хочешь? – испуганно выдохнула она, снова натягивая одеяло на ноги и с отвращением отползая к изголовью кровати.
Дверь одиночной палаты, представлявшей собой, по сути, тюремную камеру, в которой Седе приходилось проводить ночи, оказалась запертой изнутри, и у молодой женщины стало складываться впечатление, что главный врач решил в этом помещении обосноваться.
В отличие от палат, в которых содержались мужчины и располагавшихся в следующем корпусе, в женском отделении в палатах имелись отдельные ванные комнаты. А поскольку у Седы время от времени возникали проблемы с ориентацией в пространстве, и в первые секунды при пробуждении она не понимала, где находится, то, чтобы не испугаться, ей пришлось оставить подсветку зеркала над раковиной в ванной комнате включенной. Теперь же кромка света, пробивавшаяся через приоткрытую дверь, рождала мрачные тени на стенах, на фоне которых доктор Касов казался намного больше, чем был на самом деле.
– У меня есть новенький для тебя, – произнес Касов своим отвратительно скрипучим голосом.
От этих слов желудок у Седы начал сжиматься, ведь согласно их договоренности она должна была обслуживать в неделю двоих, максимум троих клиентов. Однако у нее образовалась задолженность, и поэтому ее льготный период подошел к концу.
– Кто? – выдохнула она.
– Гвидо Трамниц, – проскрипел Касов.
Седа внутренне напряглась и спросила:
– Почему это имя кажется мне таким знакомым?
– Потому что в последнее время о нем часто писали в газетах.
– Погодите, уж не детоубийца ли это?
В ответ Касов прищелкнул языком и скорчил такую физиономию, как будто Седа была непослушным ребенком и произнесла что-то непристойное, а ему приходилось ставить ее на место.
– Каждый человек заслуживает второго шанса. Ведь в этом и заключается цель данного заведения, не так ли? Наша задача состоит в том, чтобы вылечить таких людей, как ты, как Трамниц, и вернуть вас к полноценной общественной жизни, – заявил он.
При таких словах доктора Седа почувствовала, что ее бросило в жар, и ей почему-то вспомнились слова матери.
– Гнев подобен воде, – говаривала она. – Он хочет течь и ищет себе пути выхода наружу.
В этот момент с ней происходило нечто похожее – вспыхнувшая в ней ярость шла своим путем, как стремительный поток горной воды.
– Не ставь меня с такой мразью на одну доску! – воскликнула Седа.
