Пока Вольф говорил, Тиллю удалось отползти к внешней стене и даже сесть прямо, вытянув ноги.
– Я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, – прохрипел Беркхофф и сплюнул кровяной сгусток на пол.
«Когда же наконец вернется Симон?» – с тоской подумал он, понимая, что сорок пять минут могут продлиться еще очень долго, и чувствуя себя постаревшим сразу на несколько лет.
– Я ненавижу всех мучителей детей, – вместо ответа на вопрос Тилля заявил Вольф.
– И что?
– А вот что! – воскликнул совсем потерявший рассудок мужчина и вновь пнул Беркхоффа ногой в бок, правда, уже не столь сильно.
«Эй, эй! Я люблю детей. У меня есть свои, и я бы никогда ничего плохого им не сделал!» – хотел уже сказать Тилль, но потом вспомнил, что должен говорить не за себя, а за Патрика Винтера, то есть за человека, о жизни которого он толком ничего не знал.
«Скания, под какой личиной ты меня сюда доставил?» – подумал Беркхофф, и тут ему вспомнились слова руководителя клиники, когда он спросил ее насчет Трамница.
А сказала она так: «Странно, что именно вы задали этот вопрос».
Тогда Тилль решил прояснить этот вопрос у Вольфа.
– Что я сделал? – спросил он Армина.
– Ты что, чокнутый? – удивился Вольф и постучал себя по лбу, по-видимому не осознавая всей комичности ситуации.
Действительно, ставить такой вопрос в психиатрической лечебнице было по меньшей мере странно. В этот момент в глазах Тилля стало темно, и он решил солгать:
– Я… я… Доктор Зенгер говорит, что у меня амнезия.
– Чего?
– Лекарства. У меня непереносимость уколов с успокаивающими средствами, – продолжал сочинять Тилль дальше. – Я больше ничего не помню о том, что предшествовало моему здесь появлению.
– И не знаешь, почему ты здесь? – спросил Армин, посмотрев на Беркхоффа так, как смотрит отец на сына, уличив его во лжи.
– Не совсем так. Я помню, что пытался себя сжечь, только теперь не знаю, что явилось причиной этого.
– Гм.
Армин посмотрел в окно, где, словно мухи, попавшие на ветровое стекло мчащегося автомобиля, плющились капли дождя размером с монету, и отошел. Он молчал довольно долго, и в камере слышались только завывания ветра снаружи и тяжелое дыхание Тилля. Затем Вольф произнес:
– Хорошо, у тебя есть пять минут.
– На что?
– Чтобы прочесть это.
С этими словами Армин снял с себя спортивные штаны, затем трусы и широко расставил ноги. Потом он наклонился и засунул пальцы себе в анальное отверстие. Через мгновение у него в руках оказался презерватив, который в тусклом свете смотрелся как заплесневелая сосиска. Тогда Вольф раздвинул резиновое кольцо, вытащил наружу напоминавший сигарету свернутый в трубочку листок бумаги и протянул его Тиллю.
