— Учет находок из экспедиций.
— И турецкие есть?
— Константинопольские. Они в отдельном ящике и в сейфе. Там теперь бумаги по конференции. Павел Николаевич специально освободил.
Тут на Картошкина неслышно для окружающих снизошло вдохновение. — Освободил? А куда?
К Наташе перенес. — Разговорилась Света, Наташа не останавливала. — Там большой шкаф, металлический. Алексей Григорьевич приедет, будем разбирать.
— Как же, если без замка…
— Почему без замка? Алексей Григорьевич самолично закрыл и охраннику ключ отдал. Никто не может открыть, кроме него.
— А милиция знает?
— Они у Павла Николаевича смотрели. Потом коридор. Их служебный ход интересовал. Мы вам сейчас покажем. Осмотрели и ушли.
Разговор носил характер совсем свободный, за чаем. Картошкин расстарался, купил торт (раз такое дело). И выпустили его за тортом через тот самый служебный ход. Снаружи к нему ключа не было. Зайти можно было только по звонку. И сам звоночек был в укромном месте, для своих. Картошкин был теперь свой, сбегал и вернулся с тортом.
— Вы милицию не знаете. — Просвещал Картошкин. — Они как пиявки. Пока не найдут, всю душу вынут. А виноват кто? Кто под руку подвернется. Так и возьмут для отчета. — Мысли Картошкина ушли в грустную сторону. Но нельзя было ему сейчас расслабляться.
— А этот симпатичный. Правда, Наташа? — Света обратилась к подруге. — И совсем не похож, как вы описываете. Нас шоколадом угощал. Можно подумать, сейчас тридцать седьмой год.
— Нет, конечно. Но невинно пострадавшие есть. Жертвы произвола.
— Возьмите еще кусочек, Федя. — Света заметила, что Картошкин загрустил. — Ничего, что я вас Федей называю? А вы меня Светой. Все нужно съесть до крошечки. Алексей Григорьевич требует, ничего не оставлять, чтобы тараканы не завелись. Если на пол упадет, тогда, конечно, отдельно завернуть и вынести.
— Можно подумать… — Сказала Наташа.
Почему-то упоминание о тараканах вернуло Картошкина к реальности. И он стал размышлять, как немедленно связаться с Балабуевым, не выдав себя. Тут зазвонил телефон.
— Я возьму. На счастье. — Поспешил Картошкин.
Кто после этого станет утверждать, что Балабуев — не гений? Кто сможет оспаривать и возражать?
— Как устроился? — Спросил Балабуев.
— Это новый сотрудник с вами говорит. — Отрекомендовался Картошкин, кося глазом на женщин, и громко шепнул, чтобы и Балабуев слышал. — Из милиции. — В трубку он отвечал. — Да, понял, завтра… В ходе следствия. Хорошо, мы будем. — Балабуев с другой стороны молчал, вникая, а Картошкин не дожидаясь, повесил трубку.
