— Для вас долог. — Подчеркнула Берестова. — И вновь ощутил Балабуев взгляд своей собеседницы. Она и не скрывала.
— Извините, если я не так скажу. Сколько лет прошло. Хоть время было такое. Журнал Науку и жизнь — все читали, интересовались.
— Корни наши оттуда. Из Византии.
— Через столетия? При нашей бурной истории? Воображение нужно иметь. Англичане, или голландцы всякие, это я понимаю. Там все в церковных книгах записано. Когда родился, где крестился… Умер… Почил… А у нас, паспорт потеряешь, сколько нервов уйдет. А тут история…
— Для нас, получается, исключение. Вы у отца спросите, он эти дела вел.
— Сами говорите, в больнице, нельзя беспокоить.
Берестова достала платочек и вытерла уголки глаз.
— Извиняюсь, — только и сказал Балабуев. — Может, воды? Ну, если захотите… Значит, весьма возможно, ваша родословная оттуда. Эх, у кого бы точнее узнать. Слушайте, ваш Плахов, как раз в те края направляется.
— Куда?
— В Турцию.
— А то Византия.
— Места те же. Волшебные. Ну, это я так к слову. Что же такое с Кульбитиным могло случиться? Вы и на похоронах были и далее, обменивались мнениями.
— Не знаю. Может, хулиганье…
— Может. А в музей вы последние дни не наведывались?
— Не была. Я же говорю, отец болеет.
— И всякие ваши рукописи, документы никуда не исчезали? Хоть батюшка всем этим ведал, но, может, слышали. Потому спрашиваю, портфель Кульбитина побывал в чужих руках. Что там было — неизвестно, а нашли мы его пустым.
— Не знаю.
— Батюшка знает, но не велено тревожить. — Отметил Балабуев вскользь.
— Очень прошу. — Взмолилась Берестова.
— Учту и поступлю соответственно. Хоть, сами понимаете, свет нужно пролить… Может, в рукописях что и было. Скажите, а сами вы Кульбитину ничего не передавали? Ни о чем не просили?
— Нет, ничего.
Но в голосе что-то дрогнуло, и Балабуев тут же взял след. — Потому что в журнале у покойного есть данные, будто он по вашей просьбе проводил некие исследования.
— Это личное.
— Личное? Может, посвятите меня. Учтите, все, что к делу не относится, из этого кабинета никуда. Ни гу-гу. На исповеди тайну не хранят, как у нас. Но если с пользой для раскрытия преступления, я должен знать.
— Сугубо личное. — Еще раз подтвердила Берестова.
— Даже намекнуть не хотите? — Балабуев все еще придерживался дружеского тона, но голос заметно отвердел. — Павел Николаевич на работе занимался, а вы говорите личное.
Берестова колебалась. — Потом, может быть. А пока не могу.
— Потом поздно будет. А сейчас это знаете, как называется? Сокрытие улик.
