— Вы извините, что пришлось потревожить. Не подумайте чего, ни в коем случае. Опрашиваем всех, кто дело имел с Павлом Николаевичем. А то, что наши стены, так, если предпочитаете… Мало ли, вдруг еще раз придется… Сами определите место, если пожелаете.
Во время этой сбивчивой речи, Балабуев прояснил деталь, казалось бы, необязательную для следствия, что глаза у Берестовой серые, что готова она смотреть, не отводя взгляда, как-то тяжело, или даже упрямо, что, впрочем, следователя нисколько не смутило. Так что визуальный контакт налаживался, для интересов дела это было никак не лишнее.
— Вы с Павлом Николаевичем как… извините… давно знакомы? Я ведь почему. По человечески. Видно, вы женщина сама по себе наблюдательная. А Кульбитин мог и другие прекрасные черты отметить. Я не комплименты говорю, вы и без меня наслушались.
— Лет пять. — Отвечала Берестова без всякого кокетства. — Я на лекции ходила в музей, там и познакомились.
— И коллега… Плахов, тоже читал?
Берестова подтвердила, что знакома с обоими.
— Но это я так. Про Плахова. А Кульбитин он что, как..?
— Дома у нас бывал. И Плахов бывал.
— К вам приходили? Вы, извините, если буду касаться. Женская красота, сами понимаете…
Берестова усмехнулась: — Они к отцу скорее приходили. Мы историей Византии интересуемся.
— Давно, это?
— Что давно?
— Интересуетесь…
Берестова вскинулась гордо. Такого Балабуев не ждал. Видно, затронул струны. И сейчас заспешил. — Простите, что вот так… формально… лучших слов не нашел… Значит, взаимный интерес. Так можно подумать?
Как вспыхнула Берестова, так и погасла. Сидела спокойно. — Штучка. Глядит то как. Вроде, скромница, а взгляд… того и гляди, цапнет… — Подумал Балабуев — Может, истинно верующие, простите за вопрос? Не обращайте внимания, если не хотите. У нас теперь свобода совести. Насчет адвоката, наш долг предупредить. А насчет батюшки или муллы — сугубо личное дело.
— Рукописи у нас были. — Берестова отвечала просто. — Вернее, копии с рукописей. Вот Павел Николаевич интересовался. С пользой для музея.
— А Плахов? — удивился Балабуев. — Он ведь в музее главный.
— Не могу сказать. Отец дела вел. Он в больнице сейчас.
— Вот как. Ну, что же, скорейшего выздоровления. Что у него за болезнь, можно узнать?
— Вы его не беспокойте. Нельзя ему. Если что, через меня. У него с почками плохо. А я приблизительно знаю. Павел Николаевич наши материалы изучал, хотел по ним доклад сделать.
— Для науки, конечно… Но вы… сколько лет прошло. Когда, эта Византия… эти рукописи… Долог путь.
