А что у нас? История Константина известна, и известна судьба давнего пророчества Феофана. Сохранились свидетельства. Но не только. Упоминается также, что жена Феофана, бежавшая, будучи беременной, здесь на Руси родила дочь. И про дочь известно, что выросла, вышла замуж, родила детей. Так что род продолжился на русской земле… Наша газета ведет дальнейшее расследование этой удивительной истории…
Картошкин закончил чтение. Редактор хлопнул рукой по столу в знак одобрения. — Ладно, Картошкин. Если что найдешь, твоя правда. Мы под тебя рубрику организуем.
Как раз из факса поползла лента. Редактор подхватил на ходу.
— Что у нас сегодня? Опять блядюшник накрыли. Еще две аварии. Убийства по пьянке. Тут, как водится. Бомжа нашли в канализации, выясняют. Вот, убийство в гей клубе. Это, пожалуй, поинтереснее. Пьер Мустафа Кудум. Алжирец, что ли?
— А, а… — Заинтересовался Картошкин. — Я его знаю.
— Тоже посещаешь?
— Исключительно по служебной надобности.
— В Сан-Франциско епископы также, по служебной надобности.
— Я не епископ.
— Знаю, Федя. У них своя служба, у нас своя. Ну, иди, трудись.
В отличие от общения с сотрудниками, с тем же самым Шварцем, в делах официальных Сергей Сидорович Валабуев был педантичен и сух. Плахов здесь не в счет. Его — свидетеля нужно было подготовить, размягчить, разговорить, в конце концов. Сотрудничество, конечно, не самое лучшее слово, и наши граждане (по крайней мере, некоторые) противятся самым искренним намерениям найти преступника, подозревая у следствия зловещий умысел, облегчить себе жизнь и наказать невиновного. Таковы примеры из давних времен (хоть и не только), но память о них жива и не способствует успеху в работе. Плахов, например, от общения со следователем не отказывался, отвечал прямо, но за этой открытостью сметливый Балабуев ощущал протест, противодействие в ущерб общим интересам, раскрытию истины. Интеллигент, — думал по этому поводу Балабуев, не находя для своих подозрений ничего более определенного. Этим все сказано, потому что поправка на интеллигентность никогда не выглядела в глазах следователя отдельным достоинством (как, впрочем, у всех, кто стремится к точности смысла, заложенного в этом слове).
Но когда доказательств хватало, и улики материализовались в форму, достаточную для вынесения обвинительного заключения, Балабуев становился торжественен и официален. В том была честь его мундира, а мундир, как известно, не терпит умаления и игривого отношения. Надел — носи, снял — отряхни и повесь на вешалку.
