Джордж улыбается про себя, он совершенно с этим согласен. «Конечно, я чокнутый, – думает он, – в том мой секрет, моя сила».
«И собираюсь продолжать в том же духе, – объявляет он. – Вы еще не такое увидите, вы все! И знаете, что? Я лечу в Мехико на Рождество! Что, спорим? Утром сразу же забронирую рейс».
Он засыпает, еще улыбаясь.
Частично он еще здесь, иногда чуть тревожа плоскую поверхность воды. Бо́льшая часть Джорджа погружена в сон.
Мозговое вещество внутри покоящегося на подушке черепа функционирует смутно, не так, как днем. Оно не способно сейчас принимать решения. Но, может, именно поэтому, в таком состоянии оно может знать, что отдельные решения не были приняты: как некие тайно подписанные и засвидетельствованные дополнения, скрытые затем в потаенном месте в ожидании часа их исполнения.
При свете дня Джордж мог бы допросить автора тех решений; однако к утру эти ответы испарятся.
А если он отпугнул Кенни? А если он не вернется?
Пусть уходит. Джорджу он не нужен, ему ни один из этих парней не нужен. Ему не нужен сын.
А если Шарлотта вернется в Англию?
Тогда он обойдется без нее. Ему не нужна сестра.
Вернется ли в Англию Джордж?
Нет, он останется здесь.
Из-за Джима?
Нет, Джим уже в прошлом. Он ему теперь тоже не нужен.
Но Джордж так явственно помнит его.
Джордж заставляет себя помнить. Он боится забвения. Он говорит: Джим моя жизнь. Нет, надо забывать, чтобы жить. Джим – это смерть.
Но зачем ему оставаться здесь?
Здесь он нашел Джима. И верит, что здесь найдет другого Джима. Еще не зная об этом, он уже ищет.
Почему Джордж верит, что найдет его?
Он лишь знает, что должен. И потому верит, что найдет.
Но Джордж стареет. Вдруг окажется, что уже слишком поздно?
Никогда не говори этого Джорджу. Он не станет слушать. Не посмеет. К черту будущее. Оно для молодых, для Кенни. А Чарли пусть живет прошлым. Джордж живет здесь и сейчас. Здесь и сейчас он должен найти другого Джима. Здесь и сейчас любить и жить…
Между тем это спящее тело, тело Джорджа, слишком громко храпит на кровати. Громче обычного, с отмокшими в море пазухами носа, громче обычного, с алкоголем в крови. Джим часто пинком будил тело, переворачивал на бок, иногда в ярости вылезал из кровати, перебираясь спать в гостиную.
Но весь ли Джордж здесь, во всей ли целостности?
На побережье, недалеко к северу отсюда, на образованном лавой рифе под скалами есть множество мелких бассейнов воды. Туда можно попасть во время отлива. Они изолированы и индивидуальны, и если вы способны, если вам хватит фантазии, наделите каждый из них собственным именем, скажем: Джордж, Шарлотта, Кенни, миссис Странк. Если Джордж и прочие – индивидуальности, тогда и каждый этот бассейн можно воспринимать так же; хотя, конечно, это не так. Мыслящие эти емкости – скажем так – бурлят скоплениями их тревог, ненасытных жадностей, мимолетных догадок, непробиваемых упорств, навеки сокрытых секретов; зловещие амебные организмы загадочным, опасным образом просачиваются к поверхности, на свет. Как вообще это великое множество может сосуществовать? Им некуда деться. Скалы не позволят им разбежаться. В период отлива у них нет выбора.
