Вы, наверное, скажете, что я прячу голову в песок; что ж, видимо, так и есть. Но по крайней мере я отдаю себе отчет в своих действиях. Ведь по прошествии времени жизнь так и складывается, верно? Все так живут. Одних вещей избегают, на другие закрывают глаза, третьих сторонятся. Это нормально, это по-взрослому, это единственный способ выживания, если ты при деле, если у тебя есть работа, есть дети. Тот, кто молод, или не имеет работы, или богат, кто располагает либо временем, либо деньгами, либо тем и другим, тот может позволить себе… вылетело слово… противостояние, изучение каждого нюанса отношений, раздумья над вопросом: почему именно ты поступаешь именно так? Но большинство притерпелось. Я не спрашиваю Оливера ни о его проектах, ни о его настроениях. Соответственно, и он не спрашивает: а нет ли у тебя ощущения загнанности, опустошенности или изнеможения, да мало ли о чем можно спросить. Но он, вероятно, не задает вопросов потому, что они не приходят ему в голову.
За дверью черного хода находится довольно новый, вымощенный красным кирпичом дворик-патио, которого прежде не было, там пробивается старая, но достаточно нейтральная трава, растет беспорядочная смесь цветов и кустарников. Вчера я выкорчевала два знакомых куста, оставшихся с прежних времен. Узнала их только потому, что сажала своими руками, – сирень, которая, по моим расчетам, должна была привлекать бабочек, и багульник, просто в знак оптимизма. Выкорчевала, бросила на землю и обрубила корни. Потом развела костер и сожгла. Оливер гулял с детьми, а когда пришел и заметил, что я сделала, промолчал.
Вот, собственно, и все, что я собиралась сказать.
Стюарт, кажется, ждет, чтобы мы пообвыклись. На новоселье прислал свиной окорок.
ЭЛЛИ: Новая мастерская намного лучше. Больше места, больше света. А если бы этажом выше, так света было бы еще больше. И шума меньше. Но, думаю, как раз по этой причине они устроили наверху спальню. Короче, мое дело маленькое.
Я только что разобралась с картиной Стюарта. Расчистка не пошла ей на пользу, это точно. Держать ее здесь, в мастерской, было немного стремно. Я поймала себя на том, что занимаюсь ею только в одиночестве. Как-то она покосилась на эту картину и говорит: «Такую дешевле сжечь». Я неопределенно хмыкнула, вроде как согласилась, и голову опустила.
– Это заказ мистера Хендерсона, – сказала я себе: потренировалась на тот случай, если придется обсуждать с ней.
Стюарту, по его просьбе, я позвонила на мобильный. Он сказал, что будет очень хорошо, если я привезу картину сама, а потом мы куда-нибудь сходим. Не совсем приглашение, не совсем распоряжение, а как бы утверждение. Я обозначила сумму по счету.
