Они сели за стол. Зажгли семисвечник. Кристина специально к субботе приготовила рыбу, сама испекла халу, сделала форшмак с оливками и сладкий цимес. Открыли вино «Царь Давид», привезенное с Земли Обетованной. Разоделись в пух и прах — субботу надо встречать одетыми особо, по-праздничному. На Кристине были вечернее платье и жемчужное ожерелье, Володя — в просторной белой рубахе с любимыми запонками, маленький Колька — в коротких штанишках и в голубой сорочке с жабо.
— С шаббатом, милый! — улыбалась Кристина.
В такие мгновения она забывала обо всем. Какие могут быть сомнения? Она хозяйка в этом доме. Она его настоящая жена. Они связаны навечно невидимым Богом, хоть и живут в грехе.
— Лехаим! — говорит Володя и, видимо, для Кольки переводит: — За жизнь!
Они пригубили вино, густое, сладкое, как жизнь в Царствии Небесном. И только приступили к еде, как в дверь позвонили. Гость в субботу — дело благостное, а незваный гость — тем паче.
В первый момент Мишкольц даже не узнал его. Он снова оброс, и щеки покрывала щетина. От него исходил дух запущенности. Светлые глаза стали почти белыми. Лицо опухло, видимо, с перепоя.
— Данила? — наконец признал он в пришельце Охлопкова. — Очень рад тебя видеть! Проходи!
— Ничего, что я… — начал тот, но недоговорил.
— Брось церемонии! Проходи! У нас праздник, а гость к празднику — праздник вдвойне!
Охлопков вступил в холл.
— Я по делу к вам, Владимир Евгеньевич…
— Мне сегодня запрещено говорить о делах! Давай раздевайся и — с нами за стол!
— Очень важное дело! — взмолился Данила, и глаза его наполнились слезами. — Дело жизни и смерти.
— Хорошо, — согласился на компромисс Мишкольц, — только давай сначала поедим, а потом поговорим о делах.
Он провел его в столовую с семисвечником, усадил за стол, как самого дорогого гостя.
Охлопков впервые попал в этот дом, но ничему не удивлялся, даже странным обычаям, в общем-то, русской семьи. Не удивлялся он по двум причинам. Во-первых, положение его было таково, что сил на эмоции не оставалось, а во-вторых, Генка Балуев его предупредил и даже посоветовал явиться к Мишкольцу в субботу, когда тот в самом добром расположении духа.
Они ели и пили и были внимательны к гостю. Только маленький Коля сразу надулся, едва Данила уселся за стол, — испугался чужого дядю. И почти перестал есть.
Балуев — хитрый, бестия! — оказался прав. Изучил шефа досконально. С лица Володи не сходили тепло и умиротворенность, хотя совсем еще недавно никто так не приводил Мишкольца в бешенство, как Данила Охлопков.
