— С помещением нет проблем, — откликнулся тот. — Знаете бывший купеческий дом?
— Это рядом с музыкальным училищем?
— Верно. Памятник деревянного зодчества прошлого века, — пояснил Охлопков. — Месяц назад мы с ребятами его реставрировали, но горисполком нам до сих пор не заплатил ни копейки. Вчера я договорился в горисполкоме, что вместо зарплаты мы арендуем дом под художественный салон сроком на три месяца.
— Недурно. — Мишкольцу нравились предприимчивые люди. — Неужели обошлось без взятки?
— Так не бывает, — развел руками Данила.
— Откуда же деньги у бедных художников?
— Пришлось расплачиваться будущим товаром.
— Значит, товар закупать не надо?
— Что вы! Художники, ювелиры, краснодеревщики готовы отдать на реализацию гору продукции. Можем открыться хоть завтра.
— Что же вы медлите?
— Вы будто не знаете! — уже без стеснения посмотрел тот в глаза Мишкольцу. — Мне нужна «крыша». Потому я и пришел к вам.
— Почему ко мне? — изобразил удивление Володя.
— Дружок посоветовал, Генка Балуев.
— Ясно. — Мишкольц надолго задумался, а потом неожиданно указал пальцем на картину, висящую у него за спиной. На ней был изображен особняк в стиле «модерн», обнесенный каменным забором с чугунным литьем. А над забором сквозь чугунные прутья к темным окнам особняка пробивалась дикорастущая сирень. В этой картине поражали странная бледность стен дома и неба, зловещая темнота в окнах рядом с буйно цветущей, живой сиренью. — Кто это? — устроил экзамен свободному художнику Володя.
Тот вгляделся в картину, близоруко прищурив глаза.
— Кто-то из «Мира искусства», — предположил Данила. — Если не ошибаюсь, Бенуа.
После этого они ударили по рукам. Прозорливый Мишкольц почему-то не догадался, что его помощник Геннадий Балуев проинформировал Охлопкова на предмет любимой картины шефа.
Через неделю художественный салон открылся. О нем сразу заговорили по местному радио и телевидению, стали писать в газетах. Охлопков привлек в салон самые разнообразные творческие силы, в большинстве своем незаурядные.
Люди сначала приходили из простого любопытства, как на выставку. Потом очень быстро, словно в ожидании каких-то катаклизмов, стали все раскупать.
Данила постригся и больше не надевал джинсы и футболку. Бывший купеческий дом он арендовал на год.
Охлопков стал появляться в казино, и сам Кручинин однажды похлопал его по плечу: «Мы с тобой горы свернем, Данила-мастер!»
Он больше не рисовал ни под Дали, ни под Матисса. Им овладела другая страсть, и аппетиты с каждым днем разрастались. Ему уже тесновато было в купеческом доме, и он присмотрел себе еще одно здание, буквально в трехстах метрах от первого, и тоже памятник деревянного зодчества.
