- Я не знаю этого человека, - повторила женщина, - он позвонил и сказал, что ему необходимо увидеть меня по поручению господина Раффа...
- Кто это?
- Мой бывший шеф.
- Где он?
- Он вице-президент филиала "Кэмикл продакшнз" во Франкфурте.
- Дальше...
- Рафф никогда бы не стал тревожить меня попусту... Значит, что-то случилось...
- Дальше...
- Этот господин отрекомендовался его новым помощником; он сказал, что его зовут мистер Вакс... Говорил, что вокруг гибели господина Грацио начинается скандал... Втянуты темные силы... Словом, я не должна давать никаких показаний, чтобы не поставить в опасность жизнь мамы и мою...
- Дальше.
- Это все.
Шор покачал головой.
- Пожалуйста, подробнее, фрау Дорн.
- Но это все! - воскликнула женщина. - Вы же можете сверить с вашей записью?
- Помните телефон Раффа?
- Триста сорок четыре, тринадцать, семьдесят.
Шор посмотрел в телефонной книге код Франкфурта-на-Майне, набрал номер; ответила секретарь, как всегда, с улыбкой, поюще, заученно:
- "Кэмикл продакшнз", добрый день, чем я могу быть вам полезна?
- Тем, что соедините меня с господином Раффом.
- У господина Раффа сейчас переговоры, с кем я говорю?
- Я инспектор криминальной полиции Шор. Звоню по крайне срочному делу, связанному с гибелью Грацио.
- Не будете ли вы любезны подождать у аппарата?
- Мне ничего не остается делать, как ждать у аппарата, пробурчал Шор.
В трубке щелкнуло, наступила громкая, слышимая тишина. Прикрыв мембрану тонкой, девичьей ладошкой, Шор спросил:
- Этот самый мистер Вакс передал вам письмо от Раффа?
- Визитную карточку.
- Где она?
Женщина открыла сумочку, достала помаду, два листочка бумаги, плоскую коробочку пудры, визитную карточку, протянула ее Шору.
Тот взял визитку, хмыкнул, показал ее женщине - на глянцевой бумаге не было ни единой буквы.
- Поняли, отчего мы за вами смотрели? Это ж фокусы. Суют визитку, напечатанную таким образом, что шрифт сходит через пять-восемь часов...
Глаза женщины сделались до того испуганными, что Шору стало жаль ее.
"Сколько же вас с такими вот крокодиловыми сумочками садилось в мое кресло, - подумал он, - как все вы были поначалу неприступны, как точно следовали тому, чему вас научили юристы, любовники, гадалки, сутенеры, мужья, черти, дьяволы, а я знал, что должен вырвать у вас признание, добиться правды, и я добивался ее, но как же мне было жаль вас всех, боже ты мой, кто бы знал, как мне было вас жаль..."
В трубке щелкнуло.
