Самое смешное, что я вовсе не шучу. В этом самый смех.
— Звоните в скорую, — сказал я.
— Звонить? — это Лариса.
— Звонить, звонить.
Лариса взяла трубку, но так и осталась стоять с ней в руке, не прикасаясь к телефону.
— Так, значит, звоню? — еще раз спросила она, пытливо на меня глядя, будто проверяя. Не беру ли я на понт, что ли? Хотя странно — подумаешь, скорая. Странно. В высшей степени.
— Да, — ответил я с усталой досадой, — вызывай скорую.
Лариса положила трубку. Великая инквизиторша, блин.
И таблетку мне дали. Почему-то. Оказалась даже вода в графинчике.
Появился Леха.
— Этот опять наблевал, — сообщил он Сане.
— Новенький? А на чем он?
Леха сказал незнакомое слово и добавил:
— Я эту шляпу знаю. Обычное состояние: спишь — блюешь, спишь — блюешь.
— Проснется — швабру в зубы. А ты уж пока, Лех…
— А я знаю, когда он проснется?
Спяще-блюющий новенький явился спасителем. Саня и недовольный Леха пошли наверх, переговариваясь на ходу. Не помню, оставалась ли еще Лариса. Я подошел к шкафчику, нашел свое шмотье и стал как можно быстрее одеваться.
Паспорт на вахте, да черт с ним, потом.
Илья Николаевич патетически взирал на происходящее. Мне показалось, что он таки сдался. Вскинув голову, он выкликнул на прощанье:
— Вы идете — пить! — и выбросил руку перед собой, трагик.
И я выломился из помещения, преодолев две тяжелые, наваливающиеся санкт-петербургские двери.
Я как заново проснулся, обнаружив себя посреди воздуха, света, снега. Дома я увидел на миг позже. И первый глоток воздуха — уже другого, уличного, холодного, настоящего — стал первым глотком свободы.
Было первое декабря.
Дорогу было не перейти, транспорт несся как угорелый, и я рванул к далекому светофору. Добежал почти без одышки. Светофор долго и невозмутимо горел красным, приводя меня в бешенство своей невозмутимостью. Я чуть не сиганул на удачу, но, с натугой призвав весь свой здравый смысл, удержался. И еще раз удержался. Дождавшись, перебежал через переход, потом через полоску безопасной суши и был остановлен следующим светофором. Там дальше, кажется, маячил еще один, но врать не буду, не помню.
Я стоял перед вторым светофором и старался просто ждать. Потерять рассудок — здесь, в открытом мире — роскошь непозволительная.
Я все еще не верил, что ушел от них. Правильно не верил: кто-то сзади тряс меня за плечо, я обернулся, это был Саня.
Что ж, все нормально. Чудес не бывает.
— Ты куда ломанулся? Без паспорта, без вещей?
— Потом заберу…
