— Лариска придет, с ней говори. А я, — Саня покачал головой, пожал плечами, — а я не знаю.
— И когда же она придет?
Саня посмотрел на часы.
— Да вот… Скоро уже должна.
Все и дальше пошло согласно распорядку. Мы собрались, и это было логично, в комнате для собраний. Я понял: мой утренний демарш хотят сделать несуществующим. Нет, ребята, вы меня не поняли.
Я заявил:
— Я хочу уйти.
— Но почему? — наивным тоном спросила Лариса, видимо, уже все знавшая.
Потому что у вас у всех фимоз головного мозга, доктринеры тупорылые, гробы повапленные, потому что заставляете меня всякой фигней маяться и потому что таблеток от давления не даете. Не будь хотя бы последнего фактора…
— Я не обязан объяснять.
— Но так же нельзя. Ты тут и недели не пролежал.
— Почему нельзя? Меня не насильно сюда доставили, и, вообще, вы права не имеете меня держать.
Клянчить было бесполезно, и я решил говорить почти все, что думаю.
— Давай-ка я тебе кое-что расскажу. У нас был случай…
— Вот этого только не надо, — я разозлился.
Фалуют меня, как бабу.
— Ты сам потом спасибо скажешь, вот увидишь. А сейчас ты просто не можешь решать. У тебя недавно психоз был. Выпьешь по новой — он опять начнется. Я много такого повидала. Может быть, сейчас твой последний шанс.
— С каких… С чего ему начаться?
— Ну, ты же пить пойдешь, — с грустью констатировала Лариса.
— Откуда ты знаешь, куда я пойду?
Да хоть бы и пить. Ваше, что ли, дело?
Лариса смотрела на меня, несмышленыша, почти с материнской заботой.
— Ну а куда еще. Это ж все известно.
— Чего тебе известно? Так, а начальство ваше где?
— Их сейчас нет. Да и пойми ты, не их дело тебя отпускать.
— Как это «не их»? Как я могу им позвонить?
— Я не знаю.
— А кто еще может решить этот вопрос?
Дальше пошла вовсе уж ахинея: Кузьмич заболел, дядя Леня в запой ушел, баба Зина ключи потеряла. Не могу воспроизвести.
— Вы как разводилы рыночные, — сказал я.
Присутствующий здесь Саня громко хмыкнул и посмотрел в потолок. Ничего не сказал, вообще в разговоре он не участвовал, лишь этим хмыком обозначив свое присутствие. Что-то потихоньку он стал соображать. Или мне показалось.
Пациенты молчали, иногда переглядываясь.
Рулила всем Лариса. Она, похоже, и впрямь считала себя причастной тайнам. «Альпинистка моя гуттапер-рчевая».
Манипуляциями здесь отучали алкоголиков и наркоманов от манипулятивного поведения, вероятно, руководствуясь принципом similia similibus curantur.
Когда я выходил из комнаты для собраний, до меня донеслось:
