Апостол свободы | страница 16
Дьякон Игнатий не боялся работы, делал, что скажут, и был готов вынести все, даже душевную пытку, изобретенную хаджи Василием, — он надеялся, что его терпение принесет желанные плоды, и усердно выполнял свои обязанности перед церковью и хаджи Василием. Позднее отец Кирилл вспоминал: «Мой духовный сын был в то время тихим, смирным, благонравным; кажется мне, что он был и боязлив. Когда мы сделали его дьяконом, у него еще борода не росла».
Однако среди тех, кто знал Васила, нашелся человек, которому удалось проникнуть за маску спокойствия и увидеть истину, скрытую от остальных. Этим человеком был Райно Попович, который с горячностью утверждал, что единственное, к чему Игнатий совершенно не пригоден, — это быть слугой божьим.[14]
Вскоре, однако, Игнатий начал сомневаться в том, правильное ли он принял решение. Время летело все быстрее, месяц проходил за месяцем, а Россия была все так же далека, — мираж, тающий во времени. Хаджи Василий совсем не упоминал о своем обещании. Возможно, в глубине души он надеялся, что Игнатий увлечется обязанностями, связанными с новым положением, и у него пропадет охота к учению. Если это так, то он глубоко ошибался. Игнатий все еще наблюдал и выжидал; наружно он был все так же послушен и почтителен, но в душе с растущей тревогой спрашивал себя, когда же дядя соберет сумму, нужную для поездки в Россию.
И тут на него обрушился удар. Хаджи Василий объявил, что снова едет в паломничество ко святым местам, в Палестину. Россия закатилась за горизонт, как солнце с наступлением ночи. Путешествие в Иерусалим, конечно же, поглотит все сбережения хаджи Василия, а если что и останется после дорожных расходов, последние крохи уплывут в руки красноречивых попов — смотрителей святых мест, торгующих сомнительными реликвиями.
Нам трудно объяснить себе, как мог хаджи Василий вообразить, что этот чудовищно грубый обман сойдет ему с рук. Если он приписывал терпение и кротость Игнатия слабости характера юноши, то сильно ошибался. Чисто внешнее послушание было оборотной стороной сильной воли и говорило лишь о том, как велика жажда Игнатия к ученью и как далеко он готов зайти, чтобы добиться своего. Он не склонялся перед обстоятельствами, как склоняется камыш под ветром. Он был гибок, как гибка закаленная сталь, которая выдерживает и давление, и удары, не рассыпаясь на куски и не меняя присущих ей свойств.
Хаджи Василия явно не интересовало, что скажет о его планах Игнатий, ибо в положенный день он отбыл ко святым местам, оставив на племянника все дела в Карлово. Игнатием все сильнее овладевало чувство собственного бессилия и негодования. Вскоре оно стало нестерпимым. Отношение Игнатия к хаджи Василию изменилось, по-иному стал он смотреть и на свою судьбу. Терпение было одной из главных черт его характера, однако он хорошо понимал, что существует предел, за которым из добродетели оно превращается в помеху и неразумную трату сил. Бывает, что человек вынужден сложа руки ждать, когда урожай созреет или прилив достигнет верхней точки; но бывает и так, что его судьба зависит от умения совершить решительный поступок в нужный момент. Игнатий обладал способностью чутко улавливать незримые перемены в пульсе времени. Он инстинктивно чувствовал, когда следует выждать, и когда — действовать; мало того, он так полагался на эту свою способность, что редко менял однажды принятое решение.