В годы Гражданской войны советские власти стали организовывать фронтовые театральные группы и агитпоезда. «Душой и телом преданные пролетариату» столичные артисты направлялись в окопы и солдатские клубы. Деятель тыла из драмы Константина Тренёва «Любовь Яровая» глаголил большевистскую истину: «Отдадим народу все силы, ибо прежде наука была белая рабыня капитала, теперь она — красный товарищ пролетариата». Вместо «науки» можно смело поставить «искусство» — суть не изменится ни на йоту.
В ноябре 1919 года политуправление 7-й армии РККА подписало договор с дирекцией Петроградских академических театров, согласно которому солдаты могли бесплатно посещать спектакли, а артисты обязались регулярно выступать в воинских частях и шефствовать над армейской художественной самодеятельностью. Чтобы иметь возможность регулярно обеспечивать театральных деятелей пайками, оперативно-войсковое объединение Красной армии зачислило их в свои ряды.
Куда-то далеко, на превращенную в укрепленный район окраину Петрограда (Гале казалось — на край света), вез трясучий грузовичок артистов академических театров Романову и Уланова, а с ними, как всегда, дочь. Ее страшил грозный гром аплодисментов промозглого, вонючего, шинельного, небритого зрительного зала, совершенно не похожего на нарядный, благоухающий Мариинский театр, где блистали не только танцовщицы, но и публика. В тесноте какого-то клуба все сидели с поблескивающими стволами винтовок, с едко дымящими самокрутками в зубах. Но удивительно — эти новые зрители горячо, заинтересованно благодарили артистов. Оказалось, им нужны балет, опера, симфония. И Галя наблюдала из-за кулис, как родители, несмотря на закоченевшие руки, усталые ноги, истощенное дрожащее тело, то воодушевленно выделывали бодрые, залихватские коленца характерных танцев, то выводили изощренные классические па, а после концерта с удовольствием отвечали на крепкое, бодрое рукопожатие строгого человека в кожанке и с пистолетом на поясе. В качестве гонорара им выдавали мешочки с мукой, крупой, сахаром.
Добирались артисты с окраин осажденного города, почти с фронтовой линии, на машине. Иногда она ломалась, и тогда балетной семье приходилось, взвалив на себя тюки с костюмами и продовольственным «жалованьем», двигаться пешком через ночь, чтобы, успев дома только перекусить и немного поспать, с утра бежать в школу на урок, в театр на репетицию. Сергей Николаевич одной рукой поддерживал супругу, в другой тащил поклажу. На нем верхом сидела Галя. Мерно покачиваясь в такт шагам отца, она тихонько плакала от страха.
