Я смотрю на плюшевого медведя и молчу.
– Записывай, – продолжает он. – Проект электронпозитронного коллайдера мощностью в один тераэлектронвольт…
– Я хочу спать, продолжим завтра.
– И речи быть не может! Завтра понедельник, ты будешь весь день в коллеже! У меня нет времени.
– У меня тоже.
Я хватаю его, кладу в бельевой шкаф на груду футболок и закрываю дверцу.
– Не смей! Слышишь? Ты передо мной в долгу! И перед человечеством тоже! Время не ждет! У меня нет руководства по эксплуатации загробного мира! Вдруг завтра я забуду всё?! Если мы не сконструируем протонную пушку, чтобы разрушить Аннигиляционный экран, человечество погибнет из-за одного придурка!
Я открываю шкаф, заклеиваю медвежью пасть пластырем и запираю дверцу на ключ. Хотя бы ночью можно поспать спокойно? Наконец я залезаю в постель и выключаю лампу.
Минуты текут, а сон не идет. От мысли, что призрак сейчас бьется в своей плюшевой темнице, внутри всё сжимается. Меня беспокоит не стук за дверцей. Он может колотить своими лапками сколько угодно – мне достаточно накрыть голову подушкой, чтобы не слышать, а дверцу он ни за что не откроет. Но если убитый профессор сумел оживить плюшевую игрушку, чтобы наладить со мной связь, значит, его дух вполне может выйти из медведя, войти в подушку и просверлить мне мозг говорящим пухом и пером!
Я включаю лампу и поспешно отпираю дверцу шкафа.
– Ай! – орет медведь, когда я срываю пластырь.
Этот крик меня немного успокаивает. Если ему больно, значит, он всё еще составляет с медведем одно целое.
– Предлагаю сделку, профессор. Вам надо поговорить, а мне – поспать. Будем делать это одновременно.
– Ты будешь записывать во сне, дурень?
– Может, хватит меня оскорблять, чучело плюшевое? Я ложусь спать, а тебе даю магнитофон: ты наговариваешь на пленку, а завтра, если окажется, что ты всё забыл, прослушаешь запись.
– И как, по-твоему, мой голос можно записать на подобном устройстве?
– Сообрази сам! Тебе же удалось заставить говорить медведя.
– Но у меня нет времени для…
Одной рукой я зажимаю ему рот, другой беру магнитофон и иду в ванную в конце коридора, где запираю обоих в аптечном шкафчике, чтобы до меня не доносилось ни звука.
Я уже готов снова лечь, как вдруг меня осеняет. Если я хочу окончательно решить вопрос, то это надо делать сейчас или никогда. Я снова спускаюсь с лестницы, медленно и бесшумно. Подхожу к двери столовой и прижимаюсь к ней ухом, затем так же прислушиваюсь у двери спальни. Судя по всему, родители спят.
