Цифры появляются под фотографией, на которой профессор недовольно кривит рожу. Ложкой я быстро рисую номер в гуще на дне тарелки. Ученый, вот оно как. Я убил самого великого ученого в стране.
Фото исчезает.
– На этом мы заканчиваем нашу программу, – улыбается журналистка. – Всем хорошего вечера и до встречи…
Экран телевизора гаснет.
– Да подожди хотя бы, когда титры появятся! – орет мать.
– Итак, Томас, – продолжает отец, – как прошло воскресенье?
Я делаю вид, что поперхнулся, и говорю еле слышно, что всё нормально, ничего особенного.
– ХR9 хорошо летал?
Я кашляю и киваю.
– Пора заканчивать с этим баловством, – вмешивается мать. – Ему надо развивать мускулатуру.
– Думаешь, при таком ветре она не развивается? – парирует он.
– Ураган унес его воздушного змея.
Мрачное молчание повисает над столом. Мы встречаемся с отцом глазами. Он огорчен из-за меня и чувствует себя виноватым перед матерью. Похоже, XR9 обошелся ему недешево.
– И слава богу, что унес, – мать убирает свою тарелку. – Это знак, что детство кончилось: пора заняться серьезными вещами.
– Какими, например? – брюзжит отец.
– Я собиралась записать его в фитнес-клуб…
– Ты бредишь, Николь? У нас нет денег, к тому же…
– …но теперь это неактуально, – заключает она. – Благодаря инспектору из Министерства игры я получила возможность попасть на прием к доктору Макрози.
Ложка отца застывает над тарелкой. Мать оборачивается ко мне, и в ее взгляде впервые светится что-то похожее на гордость. Слава богу, она не знает, кого я укрываю в своем плюшевом медведе.
Мать вытирает рот и объявляет торжественным тоном, глядя на отца:
– Сообщаю тебе прекрасную новость. Твой сын будет принят в лагерь лечебного голодания, где станет подтянутым и стройным, притом совершенно бесплатно. Это невероятная удача.
– Об этом не может быть и речи, – медленно произносит отец сквозь зубы.
– Напоминаю, что твоя зарплата в два раза меньше моей и родительские права принадлежат мне.
Отец опускает голову. Ему нечего возразить: таков Закон о защите детства. Внезапный прилив любви и грусти охватывает меня, на глаза наворачиваются слезы, но он их не видит. Он смотрит на комки синтетических овощей, плавающие в супе.
– Когда мне ехать?
– Надеюсь, с началом летних каникул, – говорит мать. – Доктор Макрози скажет точнее после того, как осмотрит тебя. Мне должны позвонить и назначить консультацию. Но с рекомендацией господина Бюрля тебя обязательно примут, не переживай.
Я и не переживаю. По крайней мере, из-за этого. Я думаю о призраке ученого, который ждет наверху, внутри моего медведя, и хочет, чтобы я спасал планету. Я скорее доволен, что могу сбежать от этого кошмара. Но до лета далеко. А сейчас мне надо укротить профессора Пиктона. Еще не хватало, чтобы всякие посторонние портили мне жизнь: с этим отлично справляется моя мать. И потом, что он пристает со своими вычислениями, когда у меня поднимается температура при виде самого пустякового квадратного корня? Я не собираюсь становиться секретарем мертвеца! Теперь, когда я знаю, кто он, я возвращу его семье. А если он расскажет, что я его убил, то это будут слова плюшевого медведя против слов человека. Вот так-то. Призраки не существуют, а я существую официально. Я нахожусь под опекой Закона о защите детства. Меня он защищает, а его – нет.
